«И я ищу, ищу, ищу». Судьба советского офицера - стр. 5
Циничное время ельЦИНИЗМА и торжества ельциноидов приближалось неотвратимо, приближалось, заставляя даже в романе о светлом, о любви, напоминать время от времени об этом ужасающем, омерзительном приближении.
Впрочем, нашему герою удалось взять что-то на вечер, в основном к чаю. Ну а на обед? Это уже слишком. Пообедали они в ресторане.
Когда после обеда вернулись домой, Людмила засела за учебники, а он съездил в 83-й военный городок, побывал в своём полку, где ему особенно хотелось повидать своего заместителя по политической части.
К вечеру погода испортилась. Ветер бросал в окно гроздья колючего снега, по земле мела позёмка. Но в квартире было тепло и уютно. Попили чай, переговариваясь на отвлечённые темы, в основном, конечно, об институте, о сессии, которая завершалась и о последнем семестре. Людмила словно специально заговаривала о близящемся выпуске, о грядущем распределении, но Световитов делал вид, что не понимает причин.
Потом она стала убирать со стола и мыть посуду, а он сходил в ванну, принял душ и отправился в комнату, где быстро разделся и забрался под одеяло, не включая свет.
Она ещё некоторое время что-то делала на кухне, потом он услышал, что щелкнул замочке в двери в ванну. Приглушённо послышался шум душа. Он ждал. Ждал терпеливо, повторяя про себя: будь что будет. Он решил, что снова не станет действовать слишком дерзко и настойчиво.
Наконец, она неслышно вошла в комнату, шагнула к окну и проговорила:
– Ну и погодка…
На фоне более светлого, нежели комната, окна, её контуры слегка проступали в темноте. Она долго стояла, разглядывая что-то на улице. Он не торопил. Лежал, затаив дыхание. Наконец она плотно задёрнула занавеску, и исчезла в полном мраке. Лишь по шуршанию шагов можно было определить, что подошла к постели, что сбросила халатик. Глаза немного привыкли к темноте и даже выступило в полумрак всё её волшебное существо, перехваченное в двух местах тёмными полосками. Присела на краешек, и он тут же обнял её и притянул к себе. Она повернулась к нему и долгий поцелуй положил начало второй зимней ночи, собственно, по времени ещё и не наступившей, но укрывшей всё ранней темнотой этого времени года.
Он снова нащупал замочек на спине и, расстегнув его, освободил то, что уже нуждалось в освобождении. Она замерла и буквально вжалась в него, стараясь завладеть его руками. Она был, как и накануне, напряжена, потому что понимала, что всё, к чему он стремился, а она продвигалась неосознанно, как к пока ещё неведанному, может произойти в любую минуту. Значит, она готова была ко всему? Но на этот вопрос и сама не могла ответить, продолжая машинально, хоть и очень осторожно, но препятствовать его действиям. Он понимал, сколь нелепо то, что он постоянно загадывал… Если она останется девушкой, если не произойдёт, к чему он неизменно стремился, но чего не добивался резко и грубо, значит и он будет освобождён от каких-то обязательств? Ну а если… Тогда другое дело, тогда надо делать предложение, тогда надо, вероятно, ехать с нею к её родителям?