И в горе и в радости - стр. 27
- Я не просто люблю лаванду – я её обожаю, - отозвалась Эмилия, в смущении пряча лицо в букете. – Её цветение для меня словно самый лучший праздник лета. Созерцание лавандового поля приносит радость и душевное умиротворение, а запах собранных цветов, поставленных в вазу у постели, улучшает сон.
- А для меня лавандовое поле – это прежде всего память о родителях, - сказал Филипп, и в его голосе прозвучала глубокая печаль.
Он помолчал, окинув взглядом пушистые лиловые кусты, и с той же грустью прибавил:
- Мой отец выписал первые лавандовые кусты из Прованса. Кажется, никогда прежде я не видел его таким счастливым, как в то лето, когда они зацвели на нашей земле.
- Ваш отец был бретонцем, не так ли? Откуда же у него появилась такая страсть к лаванде – королеве прованских цветов? – спросила Эмилия, украдкой, из-под полей шляпы, разглядывая лицо Филиппа.
- Вы, наверное, слышали легенду о Семирамиде? – по-прежнему не отрывая взора от лавандового поля, проговорил Филипп. И не дождавшись ответа, продолжил: - Вавилонский царь построил необычные для своей страны висячие сады на дворцовых террасах в честь своей возлюбленной жены Амитис. Царица была родом из Мидии, страны с покрытыми зеленью лесов горами, и, прибыв в Вавилон, страдала от зноя, суховеев и песчаных бурь. Чтобы угодить своей возлюбленной, правитель Вавилона приказал построить для неё уголок, похожий на её милую родину, по которой она тосковала. Так появились великолепные сады, полные чудесных цветов и диковинных кустарников...
Филипп снова умолк на мгновение и затем прибавил:
- Мой отец тоже хотел, чтобы его возлюбленная не зачахла на Ратисе от тоски по своей родине: ведь моя мать родилась и выросла в Провансе. Это от неё я унаследовал жгучий цвет волос и горячий южный нрав... Отец хотел, чтобы мама, просыпаясь, могла из окна своей комнаты видеть кусочек родного Прованса – это сказочно волшебное поле цветущей лаванды...
Как бы в подтверждение сказанному Филипп движением головы показал на высаженные аккуратными рядами лиловые кусты.
Эмилия была очарована рассказанной ей историей любви графа Анри де Монфор к своей жене, но при этом больший восторг и любопытство пробуждал в ней сам рассказчик. При последних словах Филипп тряхнул головой, и белые зубы блеснули в мечтательной улыбке на его загорелом красивом лице. Видимо, сознание своей привлекательности и принадлежности к старинному знатному роду со стороны обоих родителей вызывали в нём уверенность и гордость.
- Должен вам признаться, у этой истории есть и другая, более практичная сторона, - неожиданно заявил Филипп изменившимся, немного жёстким голосом, и Эмилия удивилась, как быстро граф вышел из своего романтического образа.