И в горе и в радости - стр. 1
1. Глава 1
«Клянусь любить тебя в горе и в радости,
в богатстве и в бедности,
в болезни и в здравии
и даже смерть не разлучит нас»
Цитата из свадебной клятвы
Эмилия проснулась от глухого стона. Старый платан, росший за стеной её комнаты, шумел листвой и колотил ветвями по крыше дома. Налетавший с моря ветер с яростью ударял в его могучий ствол, и дерево жалобно стонало.
Эмилия приподнялась на локте и прислушалась к сиплым завываниям ветра. До её слуха доносились мощные удары обрушивающихся на берег волн. Девушка живо представила себе восхитительную картину штормящего моря. Воображение рисовало ей бескрайнюю ширь, где громадные буруны с пенистыми шапками на гребнях накатываются на берег, а обеспокоенные шумом чайки с жалобными криками носятся над бушующей стихией.
Эмилия полюбила море всем сердцем, как только оно предстало перед ней во всём величии и с тех пор навсегда покорило её своей суровой, ни с чем не сравнимой красотой. Прошло десять лет, но то первое свидание с морем оставило в памяти девушки неизгладимый яркий след. Каждое утро начиналось с созерцания восходящего из-за моря солнца, и Эмилии даже не верилось, что семь лет её жизни протекли в шумном многолюдном городе, вдали от вольных морских просторов. Постепенно стирались воспоминания о Париже – городе, где прошло её детство, где осталась её мать, где в старинном склепе рода де Туар хранился прах её отца, которого она едва помнила. В памяти Эмилии остался лишь день расставания с матерью, за которым последовала встреча с морем. А затем и с островом Ратис, который стал ей домом на десять беззаботных, счастливых, хотя зачастую похожих друг на друга, лет.
Дивная природа острова, целебный воздух, освежаемый бризами и напоённый ароматами трав, сотворили чудо. Эмилия росла здоровой и жизнерадостной, и, глядя на её розовые щёчки и искрящиеся весельем синие глаза, упругое гибкое тело и быстрые стройные ножки, трудно было поверить, что несколько лет назад девочка едва не умерла от тяжёлого недуга.
Мадам Николь, графиня де Монфор, которая приходилась кузиной матери Эмилии, заботилась о племяннице как о своём родном ребёнке. Гармоничное воспитание девочки дало блестящий результат. В свои неполные семнадцать лет Эмилия отлично владела как литературным языком французского королевства, так и бретонского герцогства, а также латынью и греческим. Девушка могла подолгу вести философские беседы, увлекалась поэзией, музыкой и танцами. Мадам Николь не переставала удивляться способностям своей воспитанницы. Однако Эмилия доставляла ей не только радости. Графиня де Монфор огорчалась, когда видела девочку, играющей с детьми крестьян и домашней челяди. Раздражалась из-за её упрямства и легкомыслия. Тревожилась, когда племянница надолго пропадала из дома, убегая то к морю, то в деревню, то на прогулку к Папоротниковым холмам. В пятнадцатилетнем возрасте Эмилия оставалась ребёнком, и мадам Николь, глядя на её разбитые коленки, исцарапанные руки и озорное лицо, сокрушалась: «Ах, мадемуазель Эмили, ваши ровесницы в Париже уже помышляют об удачном замужестве, а вы...» На упрёки тётушки Эмилия отвечала россыпью звонкого смеха и снова убегала к манящей кромке прибоя или к покрытым зарослями папоротника холмам.
Но на переломе пятнадцати и шестнадцати лет в племяннице произошла перемена, наблюдая которую мадам Николь наконец радостно вздохнула. За каких-то полтора года Эмилия из бойкой упрямой девчонки превратилась в очаровательную, мечтательную и очень обаятельную девушку.
Старый платан стонал под ударами ветра – море продолжало бушевать. Эмилия, снова откинув голову на подушки и закрыв глаза, слушала грозную мелодию стихии. Внезапный резкий вскрик заставил её вздрогнуть и вскочить с постели. Холод пронзил босые ступни сотнями мелких колючек и на миг охватил всё тело неприятной дрожью. Девушка набросила на плечи шерстяную шаль, отороченную лебяжьим пухом, и вышла в полутёмный коридор.
У комнаты тёти она остановилась, пытаясь подавить волнение перед тем, как войти. Мимо неё бесшумно проскользнула тень – служанка внесла кувшин с целебным напитком, которому медикус графини, мессир Трюдо, приписывал чудодейственные свойства. Затаив дыхание и прижимая к груди края шерстяной шали, Эмилия последовала за служанкой.