Хвост фюрера. Криминальный роман - стр. 79

…После этого в комнате наступила тишина.

У неё глаза потускнели, и она опустила голову:

– Страшное время тогда было, – грустно вздохнула она, – даже папа, работая в Управлении Государственной Безопасности, не был уверен, что за ним ночью не приедут люди в кожаных пальто и чёрных шляпах. Одно неверное вылетевшее слово, могло любому обеспечить на долгие годы жёсткие нары или даже расстрел. Он называл те года, сезоном дьявола.

– Грусть – тоску надо всегда гнать от себя, – сказал Глеб, – иначе постареете быстро.

– Я уже почти старуха, что очень меня печалит. Терпеть не могу дни рождения. Я понимаю, что это самая настоящая хандра. И избавление от неё может быть только одно, – это чистая и яркая любовь, каковой у меня нет, да и не было, наверное, никогда. Как хорошо, что Морис познакомил меня с вами! Я ведь по сути дела являюсь по собственной воле заложницей одиночества. Мне бы сходить куда, – развеяться, забыться, а я сама себя заточила в эти можно сказать музейные стены и обнимаюсь со своей тоской. Один раз, правда, выбралась на концерт Эдди Рознера, да на хоккей, – меня рабочий коллектив затянул. Вот и все мои радости за последние годы.

…Глеб очень внимательно слушал её грустные откровения. Он понимал, что такая красивая женщина решившая излить свою душу мужчине по сути дела закоренелому холостяку, и которого знает чуть больше полутора часов, имея по жизни воз несчастий, желает безумной любви. В этот момент он представил себя перед зеркалом вместе с ней. И сравнил, кто из них обоих имеет низшую оценку:

«На мой непридирчивый, а оценивающий взгляд, Наташа блистательная женщина, с неуёмным желанием преобразовать свою подземную жизнь в лучшую сторону, – размышлял он. – Но предвосхитить её желания я не могу. Я придирчив к себе и мне никогда с такой женщиной, ковать свое счастье не придется. Она выше меня по интеллекту, да и на мои деформированные ноги она никогда не кинется. Но она так мила, что я уже сейчас хочу заключить её в свои объятия и обязательно поцеловать в седеющие виски, пахнущие приятным дурманом. Хочу почувствовать на своём лице щёкот её шелковых ресниц. Но я не смел и не тактичен. Я вор и этим всё сказано».

– Я смогла бы прочитать на другую тему стихи, – оторвала Наталья Глеба от своих мыслей и припала на одно колено около его кресла.

Глеб стихами был пресыщен в заключение, и у него на свободе выработалось безразличие к поэзии, но чтобы ублажить чуть хмельную женщину, попросил?

– Прочитайте?

Она закрыла глаза и, встав с колена, поправила пояс на халате:

– Нет! Нет и нет, – Буду с вами откровенна. Я же вижу, вы вовсе не ценитель поэзии. Боюсь, вы примете мою лирику, пророческой, а мне бы не хотелось вас отпугивать от себя.