Хватай Иловайского! - стр. 52

На самом-то деле я мог ничего этого и не слушать. Калачинцы – народ чистоплотный, и моего явления только ради того, чтоб привлечь к уборке отдельно взятого хорунжего, никто, естественно, не дожидался. Всё давным-давно было прибрано, отскоблено и отмыто. Просто надо ж дать людям законное право своё возмущение при всех высказать. Перекипят, меж собой побранятся да и простят Христа ради. Мне бы только до Прохора добраться, а там вдвоём, глядишь, и отмашемся. Однако моё возвращение в нашу конюшню было омрачено покалыванием в левой пятке. О плохом думать не хотелось, а куда денешься…

– Прохор?! Про-о-о-хо-о-ор! – бесполезно надрывался я, и на мой одинокий голос только флегматичные донские кони поворачивали умные морды. Накормленные, напоенные, вычищенные заботливой рукой моего денщика, которым здесь уже и не пахло.

Я с некоторым изумлением втянул ноздрями воздух, зажмурился, классифицируя в голове всё разнообразие запахов, едва уловимых даже для зверя, но вдруг почему-то без всякой системы и правил проявляясь, как им вздумается, по принципу ненаучной хаотичности. Да и тьфу на них! Вот как она, моя характерность, проявляется, но, главное, ясно, что мой денщик ушёл давно, и не один ушёл. Куда? Зачем? С кем? После секундного размышления я сразу понял, кто ответит мне на все вопросы…

– Стоять. Глядеть в глаза, по сторонам не косить, под дурачка тоже, – честно предупредил я жмущегося крупом в угол дядюшкиного араба. – Чего молчишь? Это же рядом с твоим стойлом всё произошло. Не смей мне врать! Я буду спрашивать, а ты отвечать. Шаг вправо, шаг влево – попытка уклониться от ответа, прыжок на месте – отказ в сотрудничестве! Карается сокращением полпорции овса и возвращением дяде, а он тяжёлый. Твои выводы?

Белый жеребец после секундного размышления запрядал ушами, изображая полную готовность к сотрудничеству.

Конец ознакомительного фрагмента.