Хватай Иловайского! - стр. 3
– Я не буду, мне к Кате пора!
– А я и не позволю зазря хлопца спаивать, – поддержал Прохор, железной рукой удерживая меня за ремень. – Придётся мне, твоё благородие, за тебя твою стопочку выпить, ибо отказывать – грех: вечор-то нынче и впрямь тихохонек…
– Дак и мы про што да об чём. – Староста с благородной крестьянской неспешностью достал из-за пазухи плоский казённый штоф, заткнутый серой тряпочкой. – Прощенья просим, что стопок-то не прихватили. Однако лекарь-то ваш, энтот… Наумыч, баял, што по-учёному водка прям всех микробиев на корню травит! Так, может, ужо и из горла?
– Вампиры завсегда из горла пьют, и ничё, – подмигнул мне старый казак и напомнил: – Ты лыжи-то шибко не востри, али забыл, что генерал приказывал?
– «Прохора с собой возьмёшь», – уныло процитировал я. – Прохор, ну ты ж не маленький, сам понимаешь, что ты мне нужен там, как в гробу гармошка, а в бане – дрессированный ёжик на поводке?!
– Да, понимаю, как не понять, сам молодой был, ничего не забыл. Как выйду с запевками да облеплюсь девками, так жди меньше году, а быть приплоду!
И красней не красней, а урезонить этого станичного виршеплёта не было никакой возможности. В полку даже ходили слухи, что будто бы в своё время мой денщик самого Наполеона в стихах обсобачил! Вроде как во время знатной войны тысяча восемьсот двенадцатого года французы на берегу батарею поставили да по нашим солдатикам на переправе палили. Так взвод казаков под это дело, разоблачившись до нагиша и на конях, вплавь, с одними саблями в зубах, реку форсировали да на батарею и навалились. Французы до того обалдели от голых бородачей в одних папахах, что без пардону дёру дали! А покуда им мюратовское подкрепление пришло, наши донцы все пушки с обрыва в реку турнули. Ну и якобы сам Наполеон Буонапарте, проезжаючи, шибко грозился, ножками топал, обзывал хлопцев по-всякому, по-корсиканскому. Так вот и наш Прохор тоже не сдержался, вывел лошадь на мелководье, на спину ей встал и императора всея Франции с половиною Европы простым человеческим слогом, народной рифмой, указуя на исконно мужские части тела, так отметелил, что наши от гоготу едва не утопли.
А догадливый Наполеон, говорят, всё-всё-всё понял и впоследствии, уже в плену, с острова Святой Елены писал царю Александру жалобное письмо, требуя за неприличные стишки розгами драть нахального казака. Да вот только где ж его средь Всевеликого войска донского сыщешь? Государь наш усмехнулся эдак в кулачок и дипломатично решил этим делом не заморачиваться.
Но… вернёмся на завалинку.