Хтонь. Зверь из бездны - стр. 14

– Премного благодарен, милочка, – проговорил он в трубку после непродолжительного ожидания и задумчиво опустил ее в соответствующее гнездо на модерновой панели «Алтая».

– Что, не выходит у Данилы каменный цветок? – ехидно поинтересовался Стрижак, взмахнув ушами.

– Первый срок – по хулиганке, второй – за мелкую кражонку, – вздохнул Артем. – Пока мимо.

– А кто таков, чем знаменит? – полюбопытствовал с заднего сиденья помалкивавший Лунц.

– Большой друг детворы. Великий фокусник, превращающий пятаки в рубли, – криво усмехнулся Казарин. – По словам пацанов, часто отирается в парке.

– А ты что, ждал, что у него дюжина судимостей за изнасилования и убийства малолетних? – буркнул Стрижак. – Плюнь, разотри и забудь – так просто наши задачки не решаются!

– Ладно, успеем еще пощупать за вымечко этого клиента, если что, – ответил Артем и подумал: «Или не успеем, черт с ним совсем, прав майор, мало ли кто по парку шляется». – А сперва лучше нанесем светский визит благородной даме Вальке фон Кот.

Размышления о семейной педагогике, о том, с кем Ленин сожительствовал в шалаше, и о жутком подводном чуде-юде прерываются самым неожиданным образом.

– Сотона толстомяса, оловянна рожа! Так бы и харкнул в зенки бесстыжи! Она, она Ленку сгубила! Натурально, она. Бывалоча, слова доброго девке не скажет: всё – ором, всё – ебуками!

От избытка чувств Фрол Кузьмич высморкался в огромный, как парус, застиранный плат со звуком, напоминавшим одновременно гудок светлопутинской лакокрасочной фабрики «Красная лазурь» и рев африканского слона в брачный период. На лацкане его серенького пиджачка гневно качнулась «Гертруда»[3] на муаровой ленточке, засаленной настолько, словно обычно он сморкался не в платок, а в нее.

– Ой, и не говори, Кузьмич, – поддакнула ему почтальонка Зина, маленькая невзрачная бабенка с жидким пучком волос на затылке, похожим на мышиный хвостик. – Лупила Ленку смертным боем. Та, чуть что, из дому бегом! Как тепло – так на трубах жила, с собаками, лишь бы не там, где родная матерь!

– Что за трубы? – не понял Казарин.

– А во‑о-он оне, трубы-ти, – повел костлявой дланью Кузьмич по направлению к буйным зарослям крапивы, окаймлявшим овраг. – Вона оне, тамо-тко, натурально, и располагаются.

На другой стороне неглубокой впадины Артем разглядел заляпанную гудроном двойную кишку теплотрассы, на которой грелось несколько худых грязноватых дворняг. Одна из них, с выпирающими из-под кожи ребрами, вдруг тяжело подняла морду с крестообразно сложенных лап и протяжно, не по-собачьи тоскливо завыла. Озноб продирал по коже от этого звука.