Хрустальный желудок ангела - стр. 34
– Саска! – окликнул его наш Володя, не веря глазам и вытаскивая из внутреннего кармана комбинезона конверт, истрепанный житейскими бурями. – Татьяна Александровна Бек просила тебе передать вот эту сумму денег.
– Да? – обрадовался Нар. – Большое спасибо!
После чего Володя уполз обратно, а Саска, весело насвистывая, зашагал дальше, сунув деньги в карман.
Таня была удовлетворена, мир восстановлен, а моложавый Володя впоследствии совершил еще одну замечательную вещь – своими подземными ходами пробрался на родину героя в Тамыш и сфотографировал маму Даура: она смотрит горестным взглядом в объектив и большими крестьянскими руками прижимает к себе нашу книгу «Колхидский странник».
К ярмарке была напечатана первая тысяча книг, и на этой тысяче дело заглохло. При том что в выходных данных черным по белому прописано: тираж 15 000. Какая-то мистика, ей-богу. За двадцать лет я так и не поняла, что случилось.
Книги передавались из рук в руки, исчезали и появлялись в неожиданных местах, попадали к неожиданным людям, жили своей жизнью (книгу нужно нюхать, каждую страницу целовать… а читать умеют все, – говорил Даур.)
Мне это напоминало судьбы драгоценных масок японского театра Кабуки, любая из них имела свою детективную историю. Из поколения в поколение владельцы передавали ее по наследству, маски таинственно похищались, по всей стране объявляли розыск и баснословное вознаграждение, маска погибала, воскресала, казалась невосполнимой утратой и снова всходила на небосводе театральной жизни.
«Колхидского странника» дарили друг другу, зачитывали в библиотеке, втридорога продавали, обменивали и отдавали за так. Наш с Лёней приятель рассказывал, что приобрел ее в Париже на Блошином рынке.
Кто-то не выпускал из своей библиотеки: отчалив, она уже не приплывала в гавань, ибо колхидский странник не возвращается.
Но истинный фурор книга произвела в Сухуме.
Даур Зантария по прозвищу Старик, богема и завсегдатай сухумского Парнаса «Амра», – был провозглашен великим поэтом и даже пророком, которого славили его именитые московские собратья по перу.
Даже Пётр Алешковский, тогда уже финалист премии «Русский Букер» (волнуюсь за Петю, – говорил Даур, – теща его на порог не пустит, если он не получит «Букера», в ракушке будет ночевать!), а ныне таки букеровский лауреат, взяв в руки «Колхидского странника», вздохнул:
– Да-а, надо умереть, чтобы тебе выпустили такую книгу.
Однако не каждый, кто держит в руках калам, сможет написать кетаб!
В послевоенном Сухуме такая солидная книга открывала потаенные двери, в очередь на издание выстроились «Кремневый скол», «Невермор» и неоконченный «Феохарис», эссе про Нансена с Амундсеном и другие жемчужины Даура – полное собрание сочинений в нескольких томах… Несокрушимый воин света Циза Гумба добилась разрешения создать писательский музей Даура.