Хрустальный грот. Полые холмы (сборник) - стр. 117
– Это штука серьезная. Говорят, друиды могут послать вслед нож, и он будет преследовать тебя много дней подряд, а ты и знать не будешь. А потом он просвистит у тебя над ухом – и конец.
– Говорят много чего. Кадаль, нет ли другой туники, поприличнее? Мою лучшую тунику еще не принесли от прачки? Кроме того, надо помыться, прежде чем идти к графу.
Он покосился на меня, роясь в сундуке в поисках чистой туники.
– Утер, похоже, пошел прямиком к нему. Ты об этом знал?
Я рассмеялся:
– Ну конечно! Предупреждаю, Амброзию я расскажу все как было.
– Что, вообще все?
– Все как было.
– Ну, пожалуй, оно и к лучшему, – сказал Кадаль. – Может, кто-то сможет защитить тебя от них…
– Да нет, не в этом дело. Ему просто стоит об этом знать. Он имеет право. А потом, почему я должен что-то скрывать от него?
– Да, конечно, – неуверенно сказал Кадаль. – Но проклятие… Боюсь, от него тебя даже Амброзий не спасет.
– Да ну его, это проклятие!.. – сказал я и сделал жест, какой нечасто увидишь в благородных домах. – Забудь. Мы с тобой не сделали ничего дурного, а Амброзию я врать не собираюсь.
– Когда-нибудь тебе все же станет страшно, Мерлин!
– Быть может.
– Неужели ты совсем не боялся Белазия?
– А что, надо было? – поинтересовался я. – Он же мне ничего не сделает!
Я расстегнул пояс туники и бросил его на кровать. Потом снова взглянул на Кадаля:
– Кадаль! А тебе было бы страшно, если бы ты увидел свою собственную смерть?
– Конечно, клянусь собакой! А ты ее видел?
– Временами. Отрывками. И это видение наполняет меня страхом.
Он застыл на месте, глядя на меня. На лице его отражался ужас.
– И что же ты видишь?
– Пещеру. Хрустальный грот. Временами мне кажется, что это смерть, а иногда, наоборот, рождение и врата видений или темные области сна… не могу сказать. Но когда-нибудь я это узнаю. А до тех пор я, мне кажется, не боюсь почти ничего. Я знаю, что в конце меня ждет пещера, так же как тебя…
Я остановился.
– Ну? – быстро спросил Кадаль. – Что ждет меня?
Я улыбнулся:
– Я хотел сказать: «Как тебя ждет тихая старость».
– Не ври, Мерлин, – резко сказал он. – Я заметил, какие у тебя были глаза. Когда ты видишь что-то такое, у тебя глаза делаются странные. Я это и раньше замечал. Зрачки расширяются, и взгляд становится каким-то рассеянным, сонным – но не мягким, наоборот: все лицо у тебя делается холодным как сталь, такое чувство, что ты ничего вокруг себя не видишь и тебе все равно. И говоришь так, как будто не человек, а просто голос… Или словно сам куда-то исчезаешь, а через тебя говорит что-то другое. Как рог, в который дуют, чтобы извлечь звук. Я это и видел-то всего пару раз, и то на миг, но это так необычно, что мне всякий раз становилось не по себе.