Хроники Шветара. Душа трилистника - стр. 16

– Животное – тоже живое существо, и ухаживать за ним надлежит, как за собственным неразумным ребёнком, со всем тщанием и заботой, – заговорил я властным голосом. – Посмеешь ещё так издеваться над конём, и накопишь греха столько же, как и за скотоложство. Но отмолить грех сей не сможешь, потому что на исповеди ни один мой брат такое отпускать не будет. Ступай и помни, что отныне единственным путём к спасению души для тебя является искренняя забота о близких и той неразумной скотине, что с твоей руки кормится.

Осенив вконец обалдевшего мужика священным символом, я развернулся и вышел со двора. К этому моменту Дая уже успела увести отсюда Злату. Мы встретились в соседнем переулке. Я коротко пересказал свою душеспасительную речь, за что получил милостивое прощение сестрёнки, которой помешали на самом интересном месте.

– Кстати, по моему, мужик так и подумал, что это я его всё время распекал за нерадивость, – поделился я своими наблюдениями.

– Вот и хорошо. Лучше запомнит урок, – вклинилась Дая, справедливо опасаясь нового негодования со стороны Златы.

Но та лишь широко улыбнулась. Малая вовсе не была кровожадной. Ей просто хотелось, чтобы конь смог дальше жить спокойно, в сытости, получая достойный уход и заботу. А до мужика сестрёнке не было никакого дела. Я тоже невольно улыбнулся в ответ и миролюбиво сказал:

– Ладно, остальных нуждающихся тут спасать сегодня не будем. Отложим это на другой день. Пошли к монастырю.

Солнце уже начало клониться к закату, стеля под ноги длинные тени. Дневной зной первого июльского дня постепенно стихал. Воздух чуть посвежел, наполняясь густыми ароматами земли, трав и вечерних цветов.

Впереди показался монастырь – цель нашего пути.

На небольшом холме высилась мощная каменная цитадель с тремя башнями, одна из которых являлась колокольней. Из-за стен, опоясывавших просторный двор обители, даже с такого расстояния хорошо была видна верхушка внушительного храма. В сотне саженей от монастыря притулилось большое село дворов на сто пятьдесят. Вокруг распростёрлись пахотные угодья, как крестьянские, так и, собственно, монастырские.

– Да уж, а сёстры богато живут, как я погляжу, – ехидно пробормотала Злата, вместе со мной оценивающе осматривая поля и прочие угодья.

Перед каменными стенами версты на две раскинулось золотистое море высоких колосьев. Светлая пшеница то тут, то там пересекалась более тёмными полосами ржи и ячменя, от чего по огромному полю словно бы гуляли волны жидкого золота, от светло-пшеничного, до тёмно-коричневого оттенка. Тяжёлые колоски уже дышали зрелостью, со дня на день дожидаясь жатвы.