Хроники Птицелова - стр. 2
Безымянный – не значит безличностный. Меня привлекла твоя душа. А тебя – моя. Пусть они обе и не имеют имени, мы бы не променяли эти души ни на какие другие.
И все же, как так случилось? Мы не должны были подойти друг к другу и заговорить. Однако между нами вклинилась часть той силы, что «вечно хочет зла и вечно совершает благо»[2]. Выглядела эта часть как прыткий молодой человек с хитро сверкающими глазами и коварной ухмылкой. С таким видом, словно поставил целью своей жизни любой ценой навредить мне, он схватил меня за руку и подтащил к тебе. «Позволь вас познакомить!» – громогласно сказал он и представил нас друг другу, после чего исчез. Мы так и не смогли потом вспомнить, чей же это был знакомый, и понять, что это вдруг на него нашло. И я, и ты пресекали все возможные попытки сблизиться с кем-нибудь или хотя бы завести поверхностное знакомство. Причем пресекали настолько решительно, что в конце концов наше окружение усвоило – лучше не надо, не то быть скандалу.
Но вот мы стоим рядом, одни. Повернуться и уйти как-то невежливо, тем более что мы видим раны друг друга и понимаем, что претерпели одни и те же потери, а это, как-никак, сближает. Но и говорить вроде не о чем. Не прошлое же бередить, в самом деле. Хотя очень хотелось дать понять – я вижу, понимаю, ты не один такой…
И тогда я сказала:
– Какая у вас впечатляющая ограда!
Ты моргнул, чуть улыбнулся и ответил:
– Ваша ничем не хуже.
Подумал немного и добавил:
– Спиртного хотите? Полезно для ран. Обеззараживает.
– Спасибо, – ответила я. – Хочу.
– Пойдем ко мне в машину. – Ты резко перешел на «ты».
От таких откровенных предложений спустя пару минут после знакомства следует нестись прочь со всех ног. Вокруг тебя была стена, я понятия не имела, что за ней находится. Но мои раны оказались свежее твоих, и одиночество с непривычки терзало душу. Поэтому я спокойно сказала «пошли!», и мы, прихватив бутылку бренди, направились на улицу.
Твоя машина стояла у самого входа. Мы забрались на передние сиденья и более или менее надежно спрятались от мира за тонированными стеклами. Ты открыл бутылку; едва пробка отворила горлышко, из него причудливой загогулиной вырвалась струя синеватого дыма. Зависла на мгновение в воздухе и растворилась без остатка.
– Сигма, – сказал ты, имея в виду форму исчезнувшей фигуры.
– Дзета, – возразила я.
Мы задумались. Ты не моргая взирал в горлышко бутылки, словно ждал, что оттуда вырвется еще что-то – какая-нибудь там кси или даже ипсилон. Но ничего такого не произошло, и ты, то ли сочтя поданный знак достаточным для выводов, то ли приняв за указку равнодушие бутылки, то ли просто найдя что-то в собственных мыслях, медленно перевел взгляд на меня и проговорил: