Хроники Нордланда. Грязные ангелы - стр. 71
– Эй, Гор, очнись! Ты чего?!
Алиса снилась ему и на следующую ночь, и в последующие. Он думал о ней беспрерывно, неотступно, боясь спросить, даже самым небрежным образом, а Доктор не упоминал о ней. Что с нею? Понесла ли она? Когда её свадьба с Хэ? Гор шёл в Девичник с тайной мечтой хоть услышать об Алисе, но это было безнадёжно. И всё-таки ему хотелось быть хоть немного поближе к той, о которой теперь были все его помыслы. Он жадно прислушивался к разговорам Доктора со стражниками, ожидая, не промелькнёт ли хоть слово о девушке наверху; заходя в Девичник, с острой и непонятной ему самому нежностью смотрел на лестницу, ведущую туда. Еду для Садов Мечты получал он, в огороженной решёткой кухне, где орудовал злобный усатый повар с неестественно-жёлтым цветом кожи и синяками под глазами; какое-то время назад Гор стал получать помимо двух обычных больших корзин ещё одну маленькую корзинку, и догадался, что это для Алисы. Заглянув в неё украдкой, он увидел там творог, сушёные фрукты, тёртую морковь, тёмную бутылку с каким-то напитком… И не удержался: погладил эту бутылку и прижал к щеке. Тоска его была такой сильной, а потребность думать об этой девушке, хоть что-то знать о ней, творила такие вещи с его душой, что с этим что-то срочно нужно было делать. Гор боялся, что не сдержится и совершит какую-то глупость, как-то выдаст себя. Он и так почти перестал задерживаться в Девичнике; ему не хотелось тратить время и силы на тамошних девчонок. Доктор, тот сразу же заметил это, и уже поинтересовался, всё ли в порядке у Гора с потенцией. Гору снились то Алиса, то – как он любит её, и эти сны отнимали всякое удовольствие от секса наяву с забитыми и покорными рабынями.
Дни шли. Гор не видел Алису и ничего не слышал о ней, но чувство к ней не угасало. Она снилась ему во сне, мерещилась наяву. Однажды, придя в Девичник, он явственно ощутил её аромат и понял, что Доктор зачем-то приводил её сюда – и как же Гор страдал от того, что не пришёл чуть раньше и не увидел её!.. В корзинку еды для неё он тайком подкладывал украденные из будуаров для гостей печенье и орехи, и хоть так получал небольшое утешение в своих терзаниях. По ночам он тайком пробирался к двери, за которой была она, и, страшась заглянуть, сидел подолгу, прислонясь к двери и наслаждаясь подобием близости. Однажды ему показалось, что она плачет, и Гор, с бешено бьющимся сердцем, испытывая неведомый прежде ужас, осторожно отодвинул засов, стараясь не издать ни звука, и заглянул в щёлку. В комнате с двумя окнами после мрака коридоров ему показалось светло, как днём. Алиса спала, свернувшись в клубочек, откинув в сторону одеяло, натянув свой огромный шенс на поджатые в груди коленки. Лицо её, осунувшееся, бледное, было лицом настрадавшегося и наплакавшегося ребёнка, но и теперь прекрасное. У Гора сжалось сердце от болезненной нежности. Не в состоянии противиться силе, влекущей его к этой девушке, он подошёл, бесшумно ступая и почти не дыша, и опустился на колени, пожирая глазами её лицо. Мельком Гор увидел на столике нетронутый ужин, и заметил и то, что съела Алиса только орехи, которые положил ей он… Это наполнило его счастьем, как ничто ещё до сих пор. Что-то такое было в красоте Алисы, что сворачивало его душу в узел, заставляя её томиться, ликовать, болеть и сладко сжиматься. Пока Гор смотрел на неё, вздрагивая от священного ужаса, когда ему казалось, что она вот-вот проснётся, его переполняли нежность и наслаждение, сердце билось сильно и часто, и хотелось смотреть и смотреть на неё, долго, всегда… Дикая мысль пришла в голову: он не смел прикоснуться к ней! Гор её безумно хотел, хотел так, что все прочие девушки, даже самые красивые, потеряли свою привлекательность, не доставляя больше прежнего наслаждения, но он не смел её тронуть! Она была… как драгоценность, как что-то священное, неприкосновенное в своей чистоте и прелести. Потому так больно он до сих пор переживал внутри себя насилие над нею, шок и гнев ещё владели им, тревожа его сны, полные насилия, боли, ненависти и всегда теперь посвящённые Алисе.