Хроники Нордланда. Грязные ангелы - стр. 45
– Прости! – Мария вновь, не выдержав, заплакала. Как и обещала Паскуда, боль немного притупилась, но не ушла совсем; в отличие от остальных девочек, её не покормили и пить дали совсем мало. Мария страдала от боли, обиды, унижения, страха и отчаяния, и не было ни малейшей надежды как-то изменить своё положение… А ведь она была такой молоденькой! Пусть старше других, но что это: семнадцать лет! Её враги не могли её видеть, и Мария дала волю слезам и отчаянию, прижавшись лицом к плечу и отчаянно рыдая. Пока не подействовало снотворное, которое Паскуда из сострадания подмешала ей в питьё, и она не забылась тяжким сном.
А Гор, в отличие от неё, спать не мог. Он лежал на своей лежанке, глядя в темноту сухими глазами, и вспоминал то ферму, то первые дни в Садах Мечты, то самого себя, каким он был до того, как стал Гором, и в груди его что-то томилось и металось, не давая уснуть и успокоиться. Гор изо всех сил пытался вернуть прежнее равновесие, проклинал Марию, и тех, кто привёз её сюда, не отметив жёлтой лентой, но при этом чувствовал, что проклинать надо не её, а себя самого. Гор не сломался, он просто достиг компромисса с собой и окружающей его действительностью; подчиняясь правилам, он в то же время сохранил живую душу и сердце, способное чувствовать и сострадать. Хотя самому ему казалось, что он совершенно бесстрастен и равнодушен, и Гор даже гордился этим втайне. Гостей он презирал, Хозяина ненавидел, хоть и подчинялся ему, и во многом ему верил. Промывая мозги Гору перед тем, как забрать его в Приют, Хозяин заставил его поверить, будто женщины – воплощенное зло, хитрые, нечистые, тупые и очень подлые. Гор верил – как он мог не верить, не зная ничего иного?.. – но в глубине его сердца жила память о девочке Алисе, единственном существе во всём мире, заступившемся когда-то за него и сказавшем: «Я вас люблю!», и при всей своей искренней вере, Гор не мог думать об Алисе так.
Её он тоже вспомнил впервые за очень, очень долгое время. Так же, как и мальчика Гэбриэла, доброго, доверчивого и очень гордого; мальчика, которого когда-то безжалостно унизили, сломали и растоптали его гордость и доверчивость… И как же больно было это вспоминать! Гор стиснул зубы и зажмурился, пережидая душевную боль так же мужественно и безмолвно, как научился переживать боль физическую – сколько он её перенёс! Сердце подсказывало, что сейчас кое-кто страдает точно так же, как сам он когда-то; а страшнее всего то, что теперь мучителем и подонком выступает он сам.
«Она не может чувствовать то же, что и я. – Ожесточённо доказывал он себе, – она Чуха, у неё ни мозгов настоящих, ни души нет, она даже соображает не так, как я, почти, как корова или коза, тупее лошади! Они все сначала брыкаются, а потом дают и сосут без проблем всем подряд… Тупые и покорные, как коровы!». Но если так, – подсказывали сердце и разум, – то почему же она такая упрямая, такая гордая, и сломать её удалось только тогда, когда ты стал угрожать её подруге?! И ты видел, – говорило сердце, – как она страдала от унижения – сильнее, чем от боли.