Хроники любви провинциальной. Том 3. Лики старых фотографий, или Ангельская любовь. Книга 2 - стр. 32

– Про то, что ты всегда лишаешь меня первозданной радости.

– Не понимаю.

– Да что тут понимать? А помнишь, как ты всю ту кучу тех штуковин, которую мы выменяли за забор, одним движением руки всё тому пацаненку отдала? Я даже этим сокровищам по-настоящему и обрадоваться не успел. Целый день ждал, когда они уже этот забор покрасят, наконец, как моя бабушка мечтала беленький такой заборчик из окна видеть, и не будут мне мешать? – в глазах Леона бегали фосфоресцирующие искры с трудом удерживаемого смеха.

И смех разразился!

Они хохотали до слёз оба, не в силах остановиться. И чем больше их разбирал смех, тем дальше отходило на второй план чувство неловкости. Но стало приходить смущение из-за возникшей теплой близости.

Чайник вскипел вовремя. Стаси насыпала заварку из зелёной жестяной баночки с грузинскими буквами-крючочками на ней и восточным узором. Леон залил заварку кипятком. Стаси накрыла чайник полотенцем.

– Мы с тобой работаем, как одна команда. Ты знала того пацана, которому всё отдала, всё богачество небывалое моё?

– Ну, не только твоё, допустим, а наше. Я же интерес к тебе создавала, заманивала простодушных на пахоту твою, на кисти твои с известкой. Поддалась тогда твоей хищнической натуре. Но только временно, заметь. Этот мальчишка был из очень бедной семьи. Детей куча мала, их отец инвалидом с войны пришел. Ты помнишь, что он тебе сунул за возможность покрасить две доски?

– Нет. А ты, прям, помнишь?

– Помню. Два стручка гороха. Больше у него ничего не было. Я думаю, что ты сделал его счастливым на несколько дней. У него так глазенки заблестели. А его горох ты, между прочим, один слопал.

– Ну, всё! Гореть мне в аду. Комплекс вины тебе удалось в меня втиснуть. А я редко комплексую вообще-то, – Леон пододвинул ей её бокал и налил заварку, а потом кипяток. – На, пей. Торжествуй и воспевай своё великодушие!

– Спасибо. Очень горячий.

– А мы же не торопимся? Или торопимся, Стаси? – Леон был уже серьёзен, даже печален. – Ты о чём со мной хотела серьёзно поговорить? – он мельком взглянул на неё и опустил взгляд на стол, чтобы не видеть её, ставших снова несчастными, глаза. – Давай. Говори.

– Лео, только давай не обижаться, ладно? Я сразу тебе предлагаю искреннюю дружбу вместо твоих нелепых, по-моему, попыток создать совершенно ложное представление об…

– О чём, Стаси? –голос у Лео мгновенно стал жестким и неуступчивым.

– Наверное, ты таким был, когда ты тут оставался один, подростком? Ты всё воспринимаешь в штыки.

– Это, каким-таким я был? И откуда вообще это тебе известно?

– Ой! – Стаси прижала руки к лицу. – Только ты не думай, он это из самых лучших побуждений мне рассказал. И я действительно стала лучше тебя понимать. Эту твою резкость и окончательность.