Хроника объявленной смерти. О любви и прочих бесах. Вспоминая моих несчастных шлюшек - стр. 28

Братья Викарио так и не увидели света в окне. Сантьяго Насар вошел в свой дом в 4.20 утра, но ему не пришлось зажигать огонь, чтобы добраться до спальни – фонарь на лестнице горел всю ночь. Как был – в одежде – он бросился в темноте на кровать, для сна у него оставался только час; таким его и нашла Виктория Гусман, когда поднялась будить – пора идти встречать епископа. Вместе с ним мы были у Марии Алехандрины Сервантес до трех утра и даже чуть позже; тогда она сама отпустила музыкантов и погасила огни на танцевальной площадке, с тем чтобы мулатки ее заведения наслаждений улеглись отдыхать в одиночку – без клиентов. Вот уже три дня и три ночи девицы трудились без отдыха, вначале тайно обслуживая почетных гостей, а затем – распахнув настежь двери для тех, кто, как мы, остался без пары на свадебной гулянке. Мария Алехандрина Сервантес, о которой мы говорили, что заснет она только тогда, когда умрет, была самой элегантной и самой нежной женщиной из всех, кого я знал когда-либо, самой услужливой в постели, но и самой строгой. Она здесь родилась и выросла, здесь и жила – в доме с широко открытыми для всех дверьми, сдавая внаем несколько комнат, с огромным патио – площадкой для танцев, где вместо фонарей висели сухие тыквы, купленные на китайских базарах в Парамарибо[9]. Именно она покончила с целомудрием юношей моего поколения. Она обучила нас намного большему, чем нам следовало бы знать, но главное – она втолковала нам, что нет более печального зрелища на свете, чем пустая кровать. Сантьяго Насар потерял разум, едва увидев ее. Я предупредил его: «Бойся, сокол, нежной цапли!» Но он не слушал меня, сбитый с толку волшебным воркованием Марии Алехандрины Сервантес. Она была его безумной страстью и поводом для рыданий в его 15 лет, пока Ибрагим Насар не выгнал сына ремнем из ее постели и не запер его более чем на год в асьенде «Божественный лик». С той поры их связывало глубокое уважение, однако без особых излишеств в любви, и она относилась к Сантьяго Насару с таким почтением, что не ложилась в постель к другому, если Сантьяго Насар был неподалеку. В мои последние каникулы она рано выпроваживала нас под смехотворным предлогом, будто устала, однако дверь при этом оставляла незапертой и забывала гасить фонарь в коридоре, чтоб я тайком мог к ней возвращаться.

У Сантьяго Насара был почти фантастический талант к переодеванию, и его любимым занятием было менять одежды на мулатках так, что они сами себя не узнавали. Он вытряхивал гардероб одних, чтобы нарядить других, так что девицы в конце концов ощущали себя непохожими на самих себя и точь-в-точь такими, какими не были. Как-то одна из мулаток увидела себя в другой настолько четко, что разразилась рыданиями. «Мне показалось, что я вылезла из зеркала», – сказала она. Но в ту ночь Мария Алехандрина Сервантес не позволила Сантьяго Насару в последний раз насладиться своим искусством иллюзиониста и сделала это под таким легкомысленным предлогом, что мерзкий привкус одного лишь воспоминания об этом изменил ее жизнь. Поэтому мы ушли, потащив за собой музыкантов распевать серенады, и продолжали развлекаться сами, в то время как близнецы Викарио ждали Сантьяго Насара, чтобы убить его. Именно ему пришла мысль подняться в четыре утра на холм, где стоял дом вдовца Ксиуса, и пропеть серенаду молодоженам.