Христианство. Три тысячи лет - стр. 46

Пророк говорил прежде всего не о будущем, а о настоящем. Разумеется, пророки были в Израиле и до этого периода – хотя раньше они не так охотно вступали в противостояние с властями. Одной из главных забот пророков стали внешние враги: угрозы иудеям от различных соседних держав становились предметом пророчеств, которые по современной классификации можно отнести к политологическому жанру – увы, слишком скоро и слишком точно сбывавшихся. Однако страшили пророков и внутренние враги – отступники, предатели Яхве, порочащие его культ проведением обрядов в неподобающих местах или чрезмерным вниманием к теме плодородия, столь важной в широко распространенном культе бога плодородия Ваала и вообще в религии хананеян. Можно вспомнить классический конфликт пророков с царицей Иезавелью – финикийской царевной, которая в середине IX века до н. э., выйдя замуж за израильского царя Ахава, привезла с собой в Израиль культ Ваала. Ей пришлось столкнуться с гневом пророка Илии, имя которого («Яхве – мой Бог») точно соответствовало его мировоззрению и задачам. Один из споров Илии с Ахавом и Иезавелью кончился тем, что Яхве демонстративно положил конец долгой засухе, показав тем самым, что может, если захочет, любого бога плодородия положить на лопатки. Как Илия, так и Иезавель в ходе борьбы не стеснялись истреблять пророков противной стороны – и счет жертвам, по Библии, шел на сотни.[66]

Пророчества Илии и его «коллег»-пророков IX столетия сохранились в позднейших источниках лишь очень фрагментарно; первые известные пророчества, доступные нам более или менее в своей оригинальной форме – не в сокращенном редакторском пересказе, а в виде страстных личных голосов авторов, – относятся к VIII веку (Амос, Осия, Михей, Первоисайя). Поскольку более ранних образчиков у нас практически нет, трудно сказать, что в этих пророчествах было новым и необычным, однако можно предположить, что не виданные прежде беды Израиля опять вызвали к жизни послания Яхве своему народу. Пророки неоднократно объясняют, как стали пророками: это не сознательный выбор пути – пророческое призвание связано с бедами и потрясениями. Так, Амос, лишившийся процветающего хозяйства, изгнанный на далекий враждебный север, все еще горячо настаивает на том, что он – «не пророк и не сын пророка»; Осия видит в своей несчастливой семейной жизни так много параллелей с неверностью Израиля, что в конце концов даже говорит: сам Бог, мол, приказал ему вступить в этот неудачный брак.[67]

Пророки выступают от первого лица в единственном числе – но их «я» очень отличается от демонстративно индивидуалистичного «я» Диогена в поздних Афинах (см. с. 52–53). Они с горечью говорят о своем одиночестве, о том, как далеки они от современной им официальной религии. Они даже критикуют иерусалимский храмовый культ – хотя первый из пророков, известных под общим именем Исайи, в этом вопросе противоречив: он одновременно обличает Храм с его обрядовой рутиной и описывает глубокий духовный опыт общения с Яхве, пережитый именно во время храмовых ритуалов.