Христианство. Три тысячи лет - стр. 134

В I и II веках таких случаев, по-видимому, было немало, а каких-либо централизованных преследований не проводилось. Гонения на христиан становились чьей-то личной инициативой, как погром в Риме 60-х годов, устроенный неуравновешенным императором Нероном (жертвами чьих безумств становились отнюдь не только христиане), или гневной реакцией какого-нибудь местного губернатора на народные волнения. К концу II столетия ситуация начала меняться, поскольку христианство в Римской империи стало заметной силой. К этому времени оно утвердилось уже по всему Средиземноморью и Ближнему Востоку. Число обращенных в христианство оценить невозможно; однако опыт Плиния в Вифинии свидетельствует, что к началу II века, по крайней мере в Малой Азии, христиане составляли экономически значительную часть населения. Многочисленность и влияние христиан в Малой Азии подтверждается и той ролью, которую играла эта часть ойкумены в богословских дискуссиях (см. главу 4), и археологическими находками, которые подтверждают, что в III веке малоазийские христиане возводили на общественных кладбищах откровенно христианские гробницы – за поколения до того, как такие же гробницы появляются в других провинциях.[308]

За пределами Малой Азии, в особенности на Западе (кроме Рима), христианские общины, по-видимому, были довольно немногочисленны – и даже в Риме христиан было очень немного по сравнению с населением всего мегаполиса. В христианских общинах поражала (и все более впечатляла нехристиан) не их численность, а широкое географическое распространение по всей империи и даже за ее пределами и связывающее их чувство общности. До начала IV века у нас нет достоверных свидетельств о христианстве на Британских островах и в Испании; однако во всех иных уголках Империи в конце II – начале III века уже некоторое время существуют хорошо организованные общины, управляемые епископами. Это верно, например для Карфагена в Северной Африке, для Александрии, для Лиона на юге Франции. Сохранившиеся фрагменты писем епископа Дионисия Коринфского (конец II века) бросают лучи света на христианские церкви в Афинах, на Крите и Понте (участок южного побережья Черного моря).[309]

В крупнейших городах империи – Риме, Антиохии, Александрии, Карфагене – складывались крупнейшие и влиятельнейшие христианские общины: в то время как Рим мог указать на присутствие в своих стенах двух великих апостолов, Петра и Павла, другие общины, основанные позже, также старались возвести свое епископское преемство к первому апостольскому поколению. Так, Афины указывали на Павлова ученика Дионисия Ареопагита (упомянутого в Деян 17:34), а Александрия возводила свое основание к самому евангелисту Марку. Насколько обоснованны такие притязания – вопрос второстепенный: важно то, что они показывают, до какой степени прониклась Церковь идеей значимости апостольского преемства, и ту самоуверенность, с которой общины черпали сведения из общего багажа традиции. В древнейшей датированной христианской надписи – эпитафии на могильном памятнике 216 года, составленной самим усопшим, – Аверкий, епископ Иерополя Фригийского, наследник Аполлинария, гордо описывает свои средиземноморские приключения языком, очень напоминающим рассказы о путешествиях Павла из Тарса. Интересно, что среди мест, где он побывал, Иудея и Иерусалим не числятся. Кафолическая церковь уже переписала историю своего прошлого – и теперь не нуждалась в активной роли Иерусалима.