Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века - стр. 49

Фауст проснулся от нестерпимой жары. И понял, что в мире творится нечто более дикое и страшное, чем обычно, а ведь казалось, что хуже не может быть.

– Будет хуже, – отвечал ему пудель, непонятно откуда взявшийся.

Всегда может быть еще хуже, особенно в этом мире и в это время.

Фауст увидел бесконечное пространство, то ли чистого поля, то ли бескрайнего неба. Линия горизонта была рядом. Какие-то люди шагали к нему навстречу.

Среди этих теней он различил двух поэтов. Тех, о ком Марта говорила накануне. Один из них был замучен, второй – расстрелян, они исчезли в этом аду, именуемом концом света. Оттуда они пристально взирали на того, кто выбрал не стихи, а прозу и решил остаться.

Они оба знали, что оставаться всегда труднее, чем уходить. Об ушедших останутся красивые легенды, их поведают миру и через 100 лет. И будут рассказывать, как Поэт командовал собственным расстрелом, как отверг всех и вся. Тогда Он воспользовался правом самому выбирать свою смерть.

Он и теперь бросал вызов и миру, и Фаусту. И они появились оба, чтобы показать ему свое превосходство. А возможно, просто предупреждали, что и его час уже пробил, пора отправляться в путь, и стать вечным скитальцем в бесконечности миров. Для чего еще могут сниться покойники, пока ты жив?

Фауст вспомнил самые горькие минуты, когда пришлось говорить с палачом. Тому неожиданно понравилась его Божественная комедия. Кто мог продумать о таком?

Феликс казался таким добрым и великодушным, в это можно было даже поверить, если бы не реки крови, оставшиеся за его спиной по всей стране.

№№№№№

Фаусту показалось, что он может разубедить его, как-то влиять на его решения и действия – святая наивность. Разве не об этом мечтал в свое время учитель императора – поэт Жуковский. Но вероятно получалось такое только у Титанов Возрождения, да и то не всегда. И Леонардо, и Тициан, и Рубенс могли говорить с королями и папами, и те сами приходили в их мастерские, позировали, вели беседы, спрашивали советов.

Но он не живописец, и если Председатель ЧК скорее похож на обычного палача, то иллюзии мгновенно рассыпаются в прах. Фауст должен был признать полную несостоятельность такого шага. И понятно, что он только убивает собственную душу. Если так будет продолжаться, то скоро от него совсем ничего не останется.

В ту ночь Фаусту снился странный сон. Он видел античного бога света, «Светозарного», этого титана назвали Люцифером. И он совсем не было похож на того дьявола, о котором он прочитал столько книг в последнее время. Тогда кто же он такой – властелин тьмы или по-прежнему хранитель света? На этот вопрос еще только предстояло ответить, конечно, если у него хватит времени и сил.