Хранитель света. Код Фауста. Мифомистика 21-го века - стр. 48
№№№№№№№
И снова склонялся Фауст над своей рукописью, уточняя и исправляя какие-то главы. И она становилась все более яркой и совершенной. Но глядя на этот мир, на окружавших его людей, он понимал, что ничего этого им не надо. Они так далеки от философии, и от жизни самой, что никто не откроет эту книгу, если она даже и будет издана когда-то, когда от него самого останется только горстка праха. А потомки и вовсе не поймут чем он жил, о чем думал. Это несправедливо, но времена не выбирают, в них живут и умирают, и о справедливости не стоит мечтать.
У него есть это время, этот отрезок истории, и скоро он оборвется, никакого другого точно не будет.
С ужасом Фауст подумал о том, что его самого скорее будут с Люцифером и Аидом сравнивать. Так сложилось все. Это и разочаровало, и пугало его очень сильно. Он вспомнил о Марте и о том, кто так беззаветно любил ее:
Но молчи и храни свое право
Самому выбирать свою смерть.
– говорил он удивленно, переиначивая строки того, кто погиб от ярости и пули пролетариев в далеком, уже стершемся из памяти году. Вот его – то уж точно никто и никогда не посмеет считать слабаком. Он сам всю жизнь играл только одну роль – роль героя. Только об этом он заботился, это его волновало и тревожило. Марте в этой жизни явно повезло, она значительно продвинулась вперед.
А с Фаустом было по-другому. И тот, кто мыслил себя Феликсом, в реальности своей и в памяти останется Иоанном. Хотя совсем не хотелось ему этого.
№№№№
Она знала его тайну. Но знала Елена и другое. Вовсе не всегда творец делает то, что ему хочется, часто произведения и герои ведут его за собой и ему остается только двигаться за развитием сюжета и становится вдруг соавтором, прислушиваясь к героям и повороту сюжета.
А в самом творении, в его ткани всегда оставалась дьявольщина. И вопреки всему он считал себя повелителем Вселенной. И не было ему равных. Потому он так лихо и задорно улыбался, в тот миг, когда столкнулся с нею. Она, единственная в мире, знала его тайну. Они ощутили себя единым целым, и никто не сможет заставить их расстаться.
Он знал, что эта комедия – дань ей за подвиг. Если книга не будет опубликована, если о ней не узнают в мире – все напрасно. Он не мог принести ее в жертву беспамятности. Это было слишком несправедливо, и никак нельзя допустить.
Он знал, что давно бы уже смирился и забросил свое гениальное творение, но не сделал этого ради нее, потому что тогда она останется в небытии, не получит бессмертия, а это недопустимо. И он исправлял, дописывал, убирал наиболее вызывающие места, чтобы это можно было втиснуть хоть в какие-то рамки. Но и после этого ничто и никуда не втискивалось. Комиссаром не нужен был эпос об Аде и Рае, он противоречил их быту и бытию.