Хозяйка мертвой избушки - стр. 4
Но не собравшиеся привлекали к себе внимание. Огромное тёмное пятно шагов пять в диаметре красовалось в самом центре лысины, как раз напротив идолов. Суровый лик Волоса осуждающе зрел это непотребство. Ярило как обычно был весел и легкомысленен. Здесь не обошлось одним деревцем или парой цветков. Посреди деревни поднялась целая поросль деревьев, окружённых высокой, по пояс взрослому человеку, травой.
Несмотря на сияющее солнце, всё это выглядело блёкло и размыто. Деревья отбрасывали слабые тени, солнечные лучи проходили насквозь, значительно теряя в яркости. Собравшиеся держались от пятна на значительном расстоянии.
Алёнка с тётушкой приблизились.
– Параскова, – строго начал староста, даже не глянув на Алёнку. – Мать воспитанницы твоей? Она ведь с Колокольцев была?
Тётушка побледнела, собравшиеся ахнули и загалдели. Лишь лица старосты и знахарки Севеи остались спокойными и суровыми.
– Да как же? – пролепетала тётушка, переводя взгляд со старосты на знахарку и обратно. – Вы же сами сказали не говорить никому, иначе сиротку…
Она оглянулась на Алёнку. Девица поëжилась. Тётка никогда не была с ней добра, но и зла не держала. Теперь во взгляде метнулась настоящая ненависть. И страх.
Да нет. Показалось. Разве я могу внушать страх? Алёнка попыталась улыбнуться, как делала всегда, когда её хотели обидеть. Улыбка вышла блёклая, как тень от Дремучего Леса.
– Она же сгинула? Совсем сгинула? – сурово продолжал вопрошать староста Панас.
Алёнка перестала улыбаться. Внутри колыхнулось злое: "Нет! Не сгинула матушка!" Но она как всегда промолчала.
Тётушка часто закивала.
– Сгинула, как есть сгинула. И концов не нашли.
Староста склонился к ней, крепко ухватив за пухлую руку костлявыми пальцами.
– Как думаешь – в тот самый лес ушла?!
Он стоял спиной к потемневшему пятну и дёрнул головой, будто хотел оглянуться и передумал.
– Тот самый… – пискнула Параскова и ухватилась за подол, где были вшиты обереги. – Чур меня, чур!
Собравшиеся зашептались и сдвинулись. Алёнка приметила, что теперь они стараются быть дальше не только от тëмного пятна, но и от неё. Девица переступила босыми ногами и поëжилась. Непривычно и даже страшно видеть на всегда спокойных и надёжных лицах первых мужчин деревни, выражение растерянности и страха.
– Дедко Панас. Что случилось? Отчего вы меня не спросите…
– Цыц! – зашипел дед, вскинув палец. Он почти повернулся к Алёнке, да так и застыл, глядя мимо. Потом заговорил, вновь обратившись к Параскове.
– Там. Глянь…
Тëтушка покорно повернулась к тёмной рощице и прищурилась. Потом глаза её расширились. Она отпрянула, едва не шлёпнулась на зад.