Хозяин - стр. 12
Глава 7
Было уже солнечно, но еще по-утреннему – что-то мутное и сырое, – разбавленное солнце и ветерок, крепнувший, но неуверенный после пребывания среди темной решимости так и не начавшейся войны. Приостановившись на миг, чтобы вдохнуть этот воздух, он вспомнил все тайные предчувствия, овладевавшие им последнее время, и решительно двинулся дальше. Утро уже в разгаре, а он еще не приступал к уборке, следовало поторапливаться.
Подметая обширный каменный двор епископата, Лука продолжал размышлять о событиях сегодняшнего утра. Едва не начавшаяся война тревожила возможными последствиями. В прошлый раз война с лесными происходила лет десять назад, а то и больше. Именно тогда он стал отдаляться от людей Братства, когда борьба с мутантами едва не заставила обратить внимание на его горбатую спину и светлые волосы. Все люди в прошлом и сейчас имели темные волосы и такие же темные глаза. У него глаза были ярко-голубые. А после Катастрофы любые отличия от стандарта вызывали подозрения и нетерпимость.
Однажды он присутствовал на церемонии Очищения. В Конвертер была отправлена жившая в соседнем переулке пятилетняя девочка. Звали ее Анна, и в отличие от других детей она хорошо относилась к Луке, никогда не пытаясь его дразнить. Подружка обнаружила у Анны интересную особенность: умение выпускать коготки из-под ногтей – обычное дело у лесных, но преступление у людей Братства. Софья, так звали подружку, тут же сообщила отцу, тот поспешил в епископат.
Лука не был на площади, когда совершалось Очищение, но наблюдал с ближайшей крыши. Он до сих пор помнил глаза той девочки – беспокойно, испуганно и с надеждой пытавшиеся поймать взгляды взрослых, внезапно ставших такими враждебными, чужими и сердитыми. И еще одно: от волнения и испуга Анна выпустила свои коготки, оцарапав державшего ее священника. И тот, отдернув руку, с торжеством потрясал ею, демонстрируя выступившие, но невидимые издали Луке капельки крови.
Лепестковая мембрана Поглотителя закрылась, народ стал петь священные гимны, а он, Лука, машинально подтягивая, вдруг понял, что теперь, после ухода матери, удушенной мокрецом, защитить его самого не пожелает никто, обрати какой-нибудь брат во Христе внимание на его уродства.
Его опасения оказались не напрасными. Кто первый начал, уже не имело значения. Но очень быстро многие, очень многие стали говорить о нем как о растущей угрозе. Ничего конкретного никто не мог сказать, но от этого его вина как-то быстро стала всем очевидна. Лука, несмотря на свой юный возраст, хорошо знал, чем кончаются такого рода разговоры, и уже готовился к неизбежному. Спас его епископ, неожиданно вставший на его защиту. С тех самых пор Лука служил только ему, каждый день перенося порку теми же самыми прутьями, которые сам и приносил от лесных. Епископ, наказывая грешника, трудился не только во славу Божию – кажется, он получал от этого удовольствие. Впрочем, далеко не заходил, держал себя в рамках, и Луку это устраивало: он хотел жить.