Хоровод - стр. 80
– Его превосходительство ждет вас, – громко объявил он, выходя из кабинета. Мы взошли. Огромная комната была почти пуста, большие окна создавали много света. Из-за стола, заваленного бумагами и заставленного бесчисленными стаканами, еще хранившими на дне остатки черного чая, встал небольшого росточка пожилой человек с рыжими волосами, несколько неряшливо одетый в статское, однако со знаками отличия. Человек внимательно посмотрел на нас с Невревым маленькими цепкими глазками и протянул руку, в которую фельдъегерь вложил пакет, где содержались наши аттестации. Генерал быстро пробежал их глазами и кивнул фельдъегерю. Тот исчез, и больше никогда я его не видел.
– Так, так, понятно, что у вас, – пробормотал он, пробегая письмо по второму разу.
– Сколько вы в службе? – спросил он у меня.
– Семь месяцев, ваше превосходительство.
– И что вам спокойно не сиделось. Воистину, всё значительное совершается по глупости, – вздохнул он и пригласил нас садиться.
– Ну-с, посмотрим, что с вами делать, молодые люди. Вы где остановились? Нигде? Это похвально – сначала служба, а уж потом… так сказать. Впрочем, поезжайте к Найтаки. Больше всё равно некуда, – он улыбнулся, – это вам не Петербург. Ну, ступайте. Вечером представьтесь – я решу что-нибудь.
Мы повернулись налево кругом и вышли на улицу. Моей тележки уже не было, все мои вещи были со мной, а точнее сказать, на мне. Я осведомился у караульного казака, как пройти к гостинице, и, выслушав ответ, который он дал глубоким тягучим голосом, мы зашагали через площадь.
Гостиницу эту содержал Найтаки, грек по происхождению, и было видно, что он не жалеет о том выборе, который сделал двадцать лет назад. Мне, правда, она показалась немножко грязноватой, чуть-чуть неудобной и совсем уже безлюдной. Мальчишка-армянин проводил меня до комнаты с низким потолком, и я по столичной привычке полез в карман за монетой, которой так и не нашлось. Я наказал мальчишке разбудить меня в семь и, едва дверь закрылась за ним со страшным скрыпом, сбросил промокшую шинель, отцепил саблю и прямо свалился на кровать.
Разбудил меня через четыре часа уверенный стук. Я перевернулся на спину, и Неврев предстал передо мной во всей своей подавленности. Мы спросили чаю и стали обсуждать последние новости.
– Надобно, по крайней мере, хотя бы оглядеться, – утешал я и Неврева, а заодно и сам себя. – Да и то сказать, быть на военной службе и войны не увидеть.
– На кой черт она мне сдалась, война эта вместе с этой службой. Какие-то три недели – и я был бы уж в отставке.
В действительности мне ничто не угрожало: я знал, что, возможно, уже в эту самую минуту дядины письма летят по разным адресам, а он сам в своей английской коляске с удвоенной настойчивостью делает визиты. А вот Невреву надеяться было не на кого, если уж собственный опекун приложил руку к ссылке, когда представилась оказия избавиться от неугодного жениха.