Хочу тебя присвоить - стр. 26
***
— От тебя тогда ванилью пахло... — хрипло говорит он, откровенно пялясь на черный бюстгальтер, накрывает ладонью, и медленно растирает, вызывая во мне будоражащие ощущения.
Чувствую, как напрягся сосок под тканью, меж бедер пылает приятная тянущая лава.
— Мой любимый гель для душа, — догони меня кирпич, это я произношу?
Что с голосом, почему он так сипло звучит?
Чума вдруг отстраняется, и я, лишившись теплых объятий, неуютно и зябко поеживаюсь. Неловко одергиваю футболку, испытывая смущение, но догадка о том, что послужило причиной его внезапной холодности, рассыпается в прах. Его беспокоит вовсе не рана, как я думала секунду назад.
Вытянув ноги, Данила устраивается удобнее, и поворачивает ко мне голову. Что-то таится в его пристальном взгляде, но я не могу понять, о чем он размышляет. Пока он, наконец, не начинает говорить:
— Знаешь, какая бывает лажа… Ты ж хотела услышать, чё я собой представляю. — лицо его неуловимо меняет выражения, и я успеваю заметить гримасу злости и презрения, прежде чем оно снова невозмутимо. — меня воспитывала бабушка, пенсия у нее была грошики, государство не почесалось хоть как-то помочь старушке, зато сраные органы опеки ездили к нам, как к себе домой — каждую неделю. Она не жаловалась, старалась, чтобы у единственного внука было всё, понимаешь? Захотел Данька велосипед, пожалуйста, потом новые ролики или ноутбук, без вопросов. А я рос и катался, как сыр, бля, в масле, и ни разу не задумался, почему бабушка постоянно носит одну и ту же зачуханную шубейку и дырявые сапоги, откуда у нас деньги на брендовые шмотки для меня, а лекарства она себе не покупает.
Меня окутывает холодком, откровения Чумы так неожиданные, но я не смею вставить ни слова, чтобы он не закрылся снова. Ожидаю еще более тяжелых признаний, но он долго молчит.
— А где твои родители были? — осторожно напоминаю о своем присутствии.
— Родители, — горько усмехается он, и резко откидывается на спинку, приложив руку к боку. — мать нашла себе нового ухажера, когда отец ушел из семьи, и забила на меня. А он за все те годы, что, блять, жил у бабушки, ни разу не появился, только на дни рождения присылал дорогие подарки или бабло с сопливыми пожеланиями!
Это сбивает с толку. Я же сегодня видела его отца…
— Я знаю, о чем ты щас думаешь. — опережает мои мысли Данила, уставившись в потолок. — да, папаша меня нашел, явился спустя пятнадцать лет. Бабушка уже сильно болела, его совесть, видно, заебала, короче, однажды во двор вкатил черный внедорожник, мы с пацанами как раз вернулись с дела, и считали награбленное, сидели в подвале, курили траву и обмозговывали следующий налёт. И не смотри на меня, как праведница на грешника, детка. Я пошел воровать в двенадцать лет, когда понял, что бабушке требуется лечение, а бабла нет. Папаша долго и нудно втирал мне, типа, чё такое хорошо, а чё плохо, обещал, что теперь моя жизнь изменится, слезливо каялся, ну, я и расклеился.