Хитрый пройдоха - стр. 5
Когда было уже определено которого пса выбрала моя супруга, пытаясь отговорить ее, я приводил аргументом его размеры.
– Он огромный, ему наверняка будет мало места в квартире, – говорил я жене.
–– Ничего, мы потеснимся и у него будет свое место, там где раньше спала Боня, – она была непроницаема.
– Ну конечно! Боня была чуть больше одного его заднего копыта, такому толстяку понадобится место побольше, например наша кровать. Да, и взгляни на его вытянутый клюв и зубы, я уверяю тебя, он напугает кота, – снова делал попытку я, зная, что шерсть в кровати она не потерпит, ну а кот, пускай он чаще стал в последнее время хулиганить, все таки был частью семьи.
– Ты преувеличиваешь! Смотри какой он красивый! Самый лучший! Мы просто хорошо его воспитаем и они с котом обязательно подружатся. Купим ему коврик подходящий под его размеры и все будет в порядке.
Непроницаемой стеной бывает иногда моя супруга, когда ей что-нибудь, вдруг, сильно становится нужно. Иной каприз может словно зацементировать ее решимость и она на глазах превращается в бетонную стену. Такой стеной отгородила она от моих подозрений свои надежды, связанные с этим псом. Мы разглядывали одну и ту же с ним фотографию, но воображение наше рисовало совсем противоположные картины:
«Самый лучший и самый красивый пес!» – таким представляла его моя драгоценная супруга.
«Ушастый пройдоха!» – таким видел его я.
Генри оказался уроженцем Краснодара, обыкновенной дворнягой без роду и племени, но если приглядеться получше, легко можно было разглядеть в нем богатое наследство предков из которого, также как доктор Франкенштейн слепил из разных частей своего гомункула, был слеплен и наш пес Генри. Была правда у его неказистого, плотно сбитого тела одна отличительная особенность, которую не я, не моя супруга не могли соотнести ни с одной известной нам породой. Это две его задние лапы, которые мы с супругой, когда подробно их разглядели, определи как «необычные». Нижняя их часть напоминала копытца молодого барашка, а верхняя, в районе короткого хвоста была такой причудливой формы, благодаря густо растущей, крупными завитками шерсти, что напоминала со стороны человеческие ягодицы, которые смешно колыхались во время прогулки.
А когда он садился на пол, часто его задние лапы, противоестественно эластично разъезжались в противоположные стороны, вытягиваясь в поперечный гимнастический шпагат. Передние его лапы, в целом, более гармонично вылеплены, кроме разве что правой. Она немного искривлена случившемся когда-то переломом и получилась слегка вывернутой, как стопы Чарли Чаплина, шагающего своей знаменитой походкой.