Херувим четырёхликий. Классика самиздата - стр. 9
Следующим вечером Фёдор вызвал друзей на откровенность, сказав, что у него получилось заправить своей пассии. Вадик развёл руками. Ему тоже не девочка попалась, но хоть и раскрылась вся, пускать в себя не захотела – пугала, что заявит на него, если не послушает.
Саша на их фоне почувствовал себя форменным неудачником. Сказал, что у него не получилось. Не рассказывать же, как гладил зад и курчавые волосики? Фёдор расстроился, а Вадим проявил участие: «Не переживай. Твоя тоже разогрелась. Подмываться девчонки бегали вместе».
Лучше бы он промолчал. Или сказал один на один, чтобы Фёдор не слышал…
Присутствие Фёдора с того дня Сашу тяготило. В глубине души он обрадовался, когда тот женился и съехал. А освободившееся место наставника он предоставил Стецкому. Это второе наставничество получилось без навязывания и влезания в душу – рассудочное, может быть, холодное, зато без взаимных обязательств и претензий.
Стецкий, вряд ли догадывавшийся о возложенной на него миссии, а просто из общих соображений о скуке одиночества, завлёк Сашу на репетиции агитбригады, которые проходили в общежитии. Саша не знал, получил ли он в итоге от этого занятия пользу, но определённого разнообразия во взглядах на мир оно ему добавило. К тому же ему всегда хотелось заглянуть за закрытые двери, откуда неслись звуки музыки, громкие голоса и топот ног по половицам. Благодаря Стецкому, эти двери для него открылись.
В агитбригаде он нашёл сплочённый многолетним общением коллектив, включая несколько семейных пар и женщин, пропустивших брачный возраст. Роли, как молодому, ему достались на подхвате, но он и их поначалу стеснялся, вглядываясь, как обычные люди, стремящиеся на работе выглядеть солидно, играли в самодеятельность. Впрочем, он быстро втянулся. Тот же Стецкий, бьющий толстыми пальцами по аккордеону, облизывающий от усердия губы и взмахивающий вихрами на манер деревенского гармониста, или скачущие галопом интеллигентные женщины, взвизгивающие и не стесняющиеся открывающихся из-под крутящихся юбок голых ног, – всё это электризовало воздух, складывая общую раскрепощённую обстановку, которая расшевелила бы любую буку. Вот и Рылов затанцевал, как смог. Три года он протанцевал в деревенских клубах на втором плане. Ходил вместе со всеми от деревни к деревне. На широких лыжах. По глубокому снегу. В бушлате, перевязанном алой лентой.
Агитбригадная история получилась для Саши отдушиной от официоза. Не то, чтобы редкие занятия по марксистско-ленинской подготовке, комсомольские собрания или вопросы хитро щурящихся партийных руководителей про ускорение, перестройку и экономику, которая должна быть экономной, сильно его доставали. Это Фёдора они бесили. Саша же относился к необходимости делать понимающий вид, соглашаясь с официальным пустословием, как к условиям участия в общей игре, в которую играли, не возмущаясь, люди поумнее и поопытнее него. Вся агитбригада была соглашательской. Хитрые разговорчики между собой, всё понимающие лица и внутренняя атмосфера – это одно, а проводимая линия по формальной партийной отчётности – другое. Понятно, что людишки отрывались на репетициях и в походах. Но под руководством комиссара. И концерты свои перед жителями глубинки начинали с обязательной политинформации.