Херувим четырёхликий. Классика самиздата - стр. 3
А совершенно добил Рылова негнущийся в шее, спине и коленках Василий Геннадьевич – всё ещё здравствующий, все ещё в институте и по-прежнему учёный секретарь.
Тридцать лет назад молодой Саша горячо сочувствовал еле ковылявшему полковнику, спрашивая коллег, кто это и зачем человека мучают службой, не отправляя на пенсию?
Пять лет спустя, когда написал диссертацию и пришлось с отставным уже полковником познакомиться лично, пытался угадывать, чего от него хочет этот старик, редко, словно драгоценность, роняющий сиплым голосом важные слова. Переспрашивать его было нельзя, надо было слушать, проникаясь важностью аудиенции, уважать многозначительные паузы, отвечать на искусственные улыбки и сдерживать себя, чтобы не нахамить.
А ещё через десяток годов пришлось обходить недобро щурящего глаз старче стороной, чтобы отбояриться от щедрого предложения проверить на себе не освоенную в учёном совете технологию защиты диссертации по докладу, не удивляясь больше странному сочетанию скудости слов, умирающей мимики и неосязаемой цепкости клеща.
Вот ведь какой бессменный! Лицо совсем обездвижило, улыбка стала совершенной гримасой, поддерживают за локоток, зато цепкость – прежняя. И та же надменная приторность – приязнь на расстоянии, с вышестоящего уровня. А шею со спиной он зря высоко держал, они теперь не гнутся. И всё ещё пыжится. Каков, а?
Рылов решил подождать Стецкого у входа в конференц-зал и зря.
Возможности раскланиваться по ходу движения со знакомыми у гостя практически не было. Мешало плотное сопровождение бритоголовым генеральным с одного бока и неседеющим черноволосым заместителем начальника института – с другого. Все три лица оживлённые, довольные. Похоже, угощались в главном здании не одним кофе.
У входа лектор был сдан в руки Василию Геннадьевичу. То есть тот, нарисовав на лице приветливую гримасу, схватился своими худыми ручками за обе руки Стецкого и долго их не отпускал, пристально вглядываясь выцветшими глазами в лицо московского гостя. Наконец, руководящая группа двинулась в зал. Рылов пошёл следом.
Ведущие уселись в свободный президиум, а вот Александру Владимировичу пришлось поискать себе местечко.
Большое помещение голубого зала с высокими белыми потолками, способное вместить много людей, было рассчитано на комфортную работу немногих и соответственно обставлено. Не чурающийся удобств, Рылов собирался утонуть чреслами в одном из глубоких кожаных кресел, расставленных в два ряда за десятком массивных светлых столов, но опоздал – все кресла были заняты. Заняты были и почти все компьютерные стулья, загодя принесённые из комнат. Рылов уселся чуть ли не на последний свободный, в дальних рядах, почти подпирая широкой спиной стену.