Херсонеситы - стр. 7
Дионисий оказался способным учеником. Науки, предназначенные для взрослых, он впитывал, как губка.
– Если ты не остановишься в своем рвении узнавать новое, со временем сможешь преуспеть в науках, – однажды задумчиво заметил Епифаний, наблюдая за развитием своего ученика.
Да, теперь Дионисий понимал, насколько его кичливое заявление об умении считать и складывать буквы в слова было самонадеянно и наивно.
Как-то вечером, когда солнечная колесница катилась за линию, отделявшую небо от земли, Дионисий задал вопрос, на который уже не раз пытался ответить самостоятельно:
– Епифаний, зачем ты учишь меня?
– Чтобы ты, приняв то, что будешь хранить так трепетно, как хранят только собственную жизнь, сумел различить, кто находится подле тебя. Зло он несет или добро, созидатель он или разрушитель.
– Но разве это не видно просто так, без наук?
– Видно. Но видеть – мало. Важно понимать.
– Зачем?
– Чтобы не допустить ошибку.
– Но если я вижу, как я могу допустить ошибку?
– Иногда глаза видят то, что им показано. Умение мыслить в таких случаях важнее умения смотреть. Вот скажи, что ты увидишь, поднявшись на башню своей усадьбы?
– Поля. Арбустум[5]. Виноградники.
– О чем же ты думаешь, глядя на их плантажные стены, составленные из насыпанных друг на друга камней?
– Об одном и том же: зачем? В нашей усадьбе немало рабов, работает отец, но они так устают! Зачем собирать все эти камни?
– Почему же ты не спросил у него?
– Я спрашивал.
– И что Гераклеон ответил?
– Сказал, что так делали до нас и будут делать после того, как мы уплатим цену Харону.
– И ты остался неудовлетворен его ответом?
Дионисий замотал головой.
– Отец не сказал – почему.
– Как видишь, твои глаза смотрели, но причина осталась в тени. Попробуем разогнать тень светом мысли. В течение жаркого дня камни, из которых сложены плантажные стены виноградника, нагреваются. Когда же опускается ночная прохлада, на них собирается обильная роса. Роса скатывается по камням в землю, к корням кустов. Если убрать камни, винограду нечем будет поить свои листья и гроздья. Он погибнет. Вот и причина. Скажи мне, Дионисий, после такого объяснения остались ли у тебя вопросы по поводу камней?
– Нет! Никогда бы не подумал, что выяснять причины чего-либо так интересно!
– Молодец, мальчик! И здесь я в тебе не ошибся. Отбросив частности, ты ухватил самую суть.
Ощущение беды не проходило. Более того, оно стало осязаемым настолько, что Дионисий попытался увидеть, но из-за охватившей его тревоги ничего не получилось: сполохи огня, материнские украшения, высыпавшиеся из разбитой пикси́ды, лужа оливкового масла, старый, заброшенный колодец и тени, тени, тени…