Размер шрифта
-
+

Гувернантка - стр. 2

Пораженный увиденным хозяин квартиры приподнялся было со стула, но пристав шагнул к нему навстречу и со всего размаху въехал ладонью в ухо. Ванька-Петух кубарем полетел на пол и завыл:

– Истинный крест, не моё, понятия не имею, знать – не знал, кто принес – не ведаю, подбросили мне.

– Кто подбросил-то? – гаркнул пристав.

– Гости-гости.

– Стервец, веры тебе нет! Счас отправишься с нами в участок, там измордую собственноручно, – пообещал пристав. Надо сказать, прозвучало сие обещание очень даже нешуточно.

– Послушай, Ванька, – невозмутимо продолжил сыскной агент, – Если бы твои гости просто играли в карты, к тебе бы вопросов не было. Конечно, подпольный игорный дом в столице – это нарушение закона, но до известных пределов с сим злом мириться можно. Но твои друзья-уркаганы не просто мошенничали по-крупному, они еще и на человеческие жизни играть стали. Тут тебе, однако, не Сахалин, не Нерчинск и не Вилюйск, так что свои каторжанские ужимки здесь показывать не след.

– Ничего не знаю, ничего! – запричитал Ванька; он сделал попытку подползти к агенту, но его движение остановил пристав, наступив сапогом на спину притоносодержателя, – сам за столом не сиживал, за ставками не следил, ну какой с меня может быть спрос?

– Ты сам подумай, какой может быть спрос с человека, на квартире которого друзья-каторжане – человекоубивцы и ироды окаянные – во время карточной игры ставят на человеческие жизни, а потом в этой же квартире находят извлеченную из тела человеческую печень?

Ванька-Петух заплакал. Он проплакал всю дорогу до околотка и друзья бывалого тюремного сидельца никак не могли понять, что же вызвало эти горючие слезы: искреннее раскаяние или банальное сожаление о собственной бездарно прожитой жизни?


Делом о найденном саквояже с печенью поручили заниматься помощнику окружного прокурора Вадиму Даниловичу Шидловскому. Это был старый опытный служака, обрюзгший и подуставший на государевой службе. Сей почтенный господин взгляд имел обыкновенно сонный и какой – то скучающий.

Оживлялся он обычно при обсуждении званых обедов многочисленных родственников и вообще – лишь при общении с ровней себе. Наделенный богатой родословной и знатной родней, человек этот не то чтобы брезговал людьми простыми – нет, просто они были ему совсем неинтересны. А посему провести первоначальное дознание о саквояже, найденном в притоне Ваньки-Петуха, он поручил своему молодому подчиненному Алексею Ивановичу Шумилову.

Саквояж с печенью в формалине под конвоем прибыл в один из околотков Адмиралтейской части, куда пригласили полицейского доктора, а все задержанные на малине Ваньки-Петуха гопники подверглись весьма пристрастному допросу. После многочисленных и энергичных шлепков, пинков и ударов по ушам выяснить удалось весьма немного: никто из задержанных так и не вспомнил, кем именно саквояж был принесен на квартиру Ваньки. То есть, эти канальи, конечно же, знали правду, но ввиду отсутствия прямых улик добиться этой правды от задержанных не представлялось возможным. Был бы среди задержанных полицейский осведомитель – и дело запросто бы сдвинулось с мертвой точки, но такового, увы, среди них не оказалось.

Страница 2