Грозовой перевал - стр. 46

«Вот и хорошо! – сказала я себе. – Получил предупреждение – и вон со двора. Еще скажи спасибо, что тебе показали, какой у нас на самом деле нрав!»

– Куда вы? – спросила Кэтрин и стала в дверях.

Он повернулся и попробовал пройти бочком.

– Вы не должны уходить! – вскричала она властно.

– Должен. И уйду! – ответил он приглушенным голосом.

– Нет, – настаивала она и взялась за ручку двери, – не сейчас, Эдгар Линтон. Садитесь! Вы меня не оставите в таком состоянии. Я буду несчастна весь вечер, а я не хочу быть несчастной из-за вас!

– Как я могу остаться, когда вы меня ударили? – спросил Линтон.

Кэтрин молчала.

– Мне страшно за вас и стыдно, – продолжал он. – Больше я сюда не приду!

Ее глаза засверкали, а веки начали подергиваться.

– И вы сознательно сказали неправду! – добавил он.

– Не было этого! – вскричала она через силу – язык не слушался. – Я ничего не делала сознательно. Хорошо, идите, пожалуйста… идите прочь! А я буду плакать… плакать, пока не заболею!

Она упала на колени возле стула и не на шутку разрыдалась. Эдгар, следуя своему решению, вышел во двор; здесь он остановился в колебании. Я захотела его приободрить.

– Мисс Кэтрин очень своенравна, сэр, – крикнула я ему. – Как всякий избалованный ребенок. Поезжайте-ка вы лучше домой, не то она и впрямь заболеет, чтобы только нам досадить.

Бедняга покосился на окно: он был не в силах уйти, как не в силах кошка оставить полузадушенную мышь или полусъеденную птицу. «Эх, – подумала я, – его не спасти: он обречен и рвется навстречу своей судьбе!» Так и было: он вдруг повернул, кинулся снова в комнату, затворил за собой дверь; и когда я вскоре затем пришла предупредить их, что Эрншо воротился пьяный в дым и готов обрушить потолок на наши головы (обычное его настроение в подобных случаях), я увидела, что ссора привела лишь к более тесному сближению – сломила преграду юношеской робости и помогла им, не прикрываясь просто дружбой, признаться друг другу в любви.

При известии, что вернулся хозяин, Линтон бросился к своей лошади, а Кэтрин в свою комнату. Я побежала спрятать маленького Гэртона и вынуть заряд из охотничьего ружья, потому что Хиндли, в сумасшедшем своем возбуждении, любил побаловаться ружьем и грозил убить каждого, кто досадит ему или просто привлечет на себя его излишнее внимание; так что я надумала вынимать пулю, чтоб он не наделал большой беды, случись ему дойти до крайности и впрямь выстрелить из ружья.

Он вошел, извергая такую ругань, что слушать страшно; и поймал меня на месте, когда я запихивала его сына в кухонный шкаф. Гэртон испытывал спасительный ужас перед проявлениями его животной любви или бешеной ярости; потому что, сталкиваясь с первой, мальчик подвергался опасности, что его затискают и зацелуют до смерти, а со второй – что ему размозжат голову о стену или швырнут его в огонь; и бедный крошка всегда сидел тихонько, куда бы я его ни запрятала.