Гром гремит дважды. Турнир - стр. 3
«Что-то потеряли, господин директор?» – невинно поинтересовался я, глядя в круглые очки местного царька.
Он не ответил. Директор не оставлял надежды меня сломать и сделать таким же, как все. Он чувствовал, что где-то облажался, но никак не мог сообразить, где. Вряд ли можно его за это осуждать. В школе Цюань нечасто объявлялись избранные духами из других миров. И способность силами собственного организма разложить наркотик на безопасные компоненты, запретить ему всасываться в кровь – это было что-то из области ненаучной фантастики. Формально я выполнял все требования школы – ну, кроме всяких мелких шалостей, на которые в Цюане смотрели сквозь пальцы, вроде вылазок после отбоя. По факту же тех оков, что отягощали жизнь остальным ученикам, для меня не существовало. Я был свободен в этой тюрьме, и её директор выл на луну от ярости.
Тогда, только очнувшись в лечебнице после болевого шока, после шока от внезапно вернувшейся памяти, я ляпнул глупость и теперь о ней жалел. Вейж предупреждал об опасности ложных целей. Я очень хотел увидеть свою цель рядом и заставил себя поверить в то, что директор школы – это мой враг, вслед за которым я попал в этот мир.
Глупость и нелепость. Конечно, лица я узнать не смог бы, как не узнавал и собственного, глядя в зеркало. Но – характер, повадки, манера общения? Что общего у директора школы Цюань и моего бывшего начальника, бывшего друга по фамилии Кузнецов? Ничего. Кузнецов не был мелким садистом, ему не доставляло удовольствия причинять боль. Он заманил меня в ловушку, сказав, что собирается уходить из органов, пригласил поговорить, обсудить мои перспективы после его ухода. Когда он начал озвучивать перспективы, я сначала подумал, что это какая-то идиотская шутка. Потом – что меня проверяют. Когда же до меня дошло, что Кузнецов всерьёз говорит о том, чтобы утопить мир в «безвредной» наркоте, было уже поздно. Отпустить меня он не мог, убивать – не хотел. «Разговор» затянулся на несколько дней, после чего бывший друг доверил моё убийство своим шавкам.
Директор Цюаня не доверил бы это никому. Будь у него такое право, он расстрелял бы меня самолично, глядя в глаза, а перед этим долго и с наслаждением пытал бы.
Однако права у него не было, и повода я не давал.
«Уходим», – процедил директор сквозь зубы в ту ночь, и воспитатели вышли из разорённой комнаты. Я вежливо попрощался и закрыл за ними дверь. Луна ярко светила в окно, и её света мне хватило, чтобы навести порядок.
Хранить таблетки в комнате было для меня равносильно самоубийству. Я и не хранил. Но всё же деньги однажды потребовались.