Грейте ладони звездами - стр. 33
– Ты прав, не гоняла, – признаюсь, пожимая плечами, – но, если Хелена не против, сегодня хотела бы это исправить.
Хелена округляет глаза.
– Ты, в самом деле, готова рискнуть и довериться этому шалопаю? – восклицает она. – Да Юрген мне голову оторвет, если узнает об этом!
Но Доминик не дает ей меня отговорить: вручает мне шлем и попутно улыбается матери.
– Ма, клянусь своей жизнью, с ней ничего не случится! Буду беречь нашу Джессику, как зеницу ока. А Юргену знать о поездке не обязательно, – подмигивает он мне. – В любом случае, обещаю вернуть ее в целости и сохранности, полную самых незабываемых впечатлений!
И что-то в тоне его довольного голоса, в блеске ярко-голубых, восторженных глаз настораживает меня. Как будто предостерегает от этого шага, поездки в компании Доминика, но отступать поздно: он сам надевает мне шлем и застегивает застежку. А потом вскакивает на байк и протягивает мне руку…
Руки я ему не даю, но, пристроившись сзади, вцепляюсь в его мотоциклетную куртку.
– Лучше вот так, – говорит он, отрывая мои руки от своей куртки и сцепляя их на животе. – Иначе случится непоправимое, а я за тебя поручился. Своей головой, так сказать!
Теперь я абсолютно уверена, что совершила ошибку, согласившись на эту поездку. Мне жарко до одури и даже немного подташнивает…
Доминик что-то задумал. Я уверена, он точно знал, что Хелена с ним не поедет, и надавил на больное: на мою неуемную любознательность, почти вынудив с ним поехать.
Зачем?
– Приятно вам прокатиться! – напутствует нас улыбающаяся Хелена.
– Джессика, держись крепче! – говорит Доминик и срывается с места так резко, что меня толкает назад. Я едва успеваю вцепиться в него… Вернее, обхватить со спины, вжавшись всем телом в его широкую спину. И снова меня обдает кипятком, таким обжигающе жарким, что даже ветер, свистящий в ушах, не способен охладить мое тело…
Даже кажется, что мои горячие руки, прожегши куртку насквозь, вплавились в кожу мотоциклиста, сделавшись его частью. Я дышу парню между лопаток, и пряный аромат хвои и карамели – непривычная смесь леса и выпечки его матери – дурманит мне голову. Мир как будто расплылся, размазался до неясных пастельных тонов…
И растворился.
Боже мой, Юрген, прости, этого больше не повторится!