Грешница поневоле - стр. 10
— По-омнишь, помнишь ты всё, детка. И я не забыл. — удовлетворенно хмыкнул бандит, продолжая бесстыдно лапать мои голые ноги, и хрипел, опаляя рваным дыханием ухо. — понравилось же тебе тогда, а? Ну, скажи-и-и, понравилось?
— Я была пьяна. — прибегла я к отчаянному доводу, надеясь, что он оставит меня в покое, потому что не желала сдаваться снова на милость победителя.
— Не-ет, — процедил он, грубовато лаская мою шею под волосами, — чёрта с два! Ты была одинока, брошена своим неверным муженьком, и искала утешения. В моих объятиях. Та ночь, Леля…
Он резко вскинул голову, вынудив меня смотреть ему в лицо.
— Та ночь изменила нас обоих. Я знаю, ты пытаешься убедить себя, что всему виной выпитый алкоголь, но мне врать не смей. Я поклялся, что ты будешь моей. И ты будешь!
Это звучало устрашающе и… Возбуждало. Я холодно улыбнулась, хотя внутри разгоралось пламя. То пламя дикого костра, разожженного в нашу первую встречу Анархистом. Как же я сразу не узнала его? Или, может быть, была слишком напугана сейчас? Вероятнее всего, просто поверила, что сумела забыть тот вечер, притвориться, будто ничего не было. Ни сумасшедшего секса в машине, ни этого человека, заставившего меня совершить грех, изменить мужу…
На затылок давила сильная рука, и некуда было уклониться от этого жгучего взгляда. А глаза-то у него как ночь, черные, обсидиановые, под нависшими бровями вразлет. Обалденные, манящие глаза. Тамерлан, — неожиданно вспыхнуло в сознании имя моего похитителя. Точно, более полугода назад, при знакомстве в том злополучном ресторане, я еще удивилась, услышав, как он мне представился.
Что-то смутно колыхалось сейчас на задворках памяти. Анархист, который тогда был для меня просто случайным мужчиной, а не самым отъявленным отморозком в городе, вскользь упомянул, мол, корни его родословной уходят в Северную Осетию, оттого и внешностью природа наградила столь яркой и выразительной. Он был безумно привлекателен, и так же сильно опасен. Я не лелеяла напрасных надежд на то, что теперь он отпустит меня, но и признавать себя добровольной пленницей тоже не стану.
Он хочет меня? А ничего, что я замужем?!
Его алчные губы приближались к моим губам неумолимо, но я больше не брыкалась. Он счел покорность приглашением, и завладел моим ртом жадно, напористо, лишил дыхания. Целовал так, словно стремился уничтожить, подчинить, властно раздвинул мне губы, и начал хозяйничать языком у меня во рту, а ладонями стиснул бедра. Но я оставалась безучастной, и он это почувствовал. С глухим хрипом отстранился, выпрямился, окинув меня, голую, взглядом, от которого тело моё охватил жар, и одним глотком прикончил водку из фляжки.