Гражданин Империи Иван Солоневич - стр. 91
Ведь еще 28 января 1918 года Совнарком принял Декрет о революционном трибунале печати. В нем предусматривались наказания за «нарушение узаконений о печати, изданных Советской властью». Ревтрибунал был подчеркнуто демократичен, его работа в отличие от ЧК была публична: дела слушались при участии обвинения и защиты, а процессы освещались в прессе.
Первое публичное заседание Петроградского революционного трибунала печати состоялось 31 января. Часто в качестве государственного обвинителя на таких заседаниях выступал сам комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский (настоящее имя – Моисей Маркович Гольдштейн). В своих зажигательных речах, которые после его безвременной кончины были изданы отдельной брошюрой, он клеймил врагов советской власти. В мае 1918 года удостоилась высокого внимания и газета «Вечерние Огни». Володарский заметил, что она стремилась «создать такое настроение в рядах широких масс граждан, которое говорило бы им: Советская власть не прочна, ей угрожает опасность оттуда, отсюда, да еще вот откуда и т. д.». Когда «подсудимые» пытались сослаться на свои ошибки, Володарский парировал: «Припомните такой случай, когда бы вы ошиблись в пользу Советской власти?»198.
Из публикаций Солоневича этого периода стоит выделить первую же – «Путешествие из Петрограда в Москву». Она появилась в «Вечерние Огнях» 6 апреля (24 марта) 1918 года.
Вот ее текст без купюр:
«…Носильщик советует «устроиться» в вагоне для эвакуируемых рабочих. Там попросторнее. Как-нибудь с ними поговорить – можно влезть. В классный и думать нечего.
Пошли. Ночь. Холодно. Моросит какой-то не то снег, не то дождь. На запасных путях стоят эвакуационные вагоны IV класса. Около них – горы всякого домашнего скарба. Скарб самый разнообразный – больше всего тряпье, но есть и продукты новейшей формации: кресла, две оттоманки и даже буфет в неизбежном стиле «модерн». Все это дорогое – вероятно, революционной эпохи – жалко бросать.
«Поговорил» и устроился в доме. Соседи – несколько рабочих, три солдата, жена какого-то красногвардейца с пятью ребятишками и тридцатью двумя местами багажа. Еще несколько женщин с детьми. Все это устраивается, спорит, кричит, визжит, плачет. Ад.
Наконец, расселись. Начинаются разговоры. Осторожные, выпытывающие… «Плохо стало. Работы нет, хлеба нет, немец все прет и прет…»
– Да, верно уж и Могилев заняли, – говорит солдат. – А у меня, между прочим, родные там, в деревне, значит. Вот и не знаю – попаду, или нет. На Витебск не пустили ехать… Сказывают, забирают наших в Германию, на окопные работы.