Грасский дневник. Книга о Бунине и русской эмиграции - стр. 56
Вчера уехал Рощин. Провожали его, как родного. Накануне отъезда он читал нам статью «Вилла Бельведер», которую собирается послать в рижскую газету «Сегодня». Описал в ней весь наш дом и всех в нем живущих, «расхвалил», как выражается В.Н., Ивана Алексеевича. Уезжал он с влажными глазами. Вообще, слава богу, проводили его в добром радостном состоянии духа, с целым портфелем рукописей.
Сегодня в доме уже нечто новое – следующая эра, без капитана. Год на Бельведере распадается на несколько частей. Первая – с Илюшей Фондаминским, вторая – с капитаном. Когда он уезжает, наступает последний, зимний период, самый суровый, после которого уже должен следовать Париж.
Сегодня необычайно ясно видела во сне раннюю весну из окна какого-то незнакомого дома. Вдали были черные мокрые холмы, покрытые белыми цветущими деревьями. Все было в тумане, сырое, черное, но такая острота весны и сладостной грусти была во всем, что я во сне как-то внутренне сказала себе – ну еще! – и, перегнувшись из окна, точно наклонилась над собой и стала всматриваться в эту сладкую пронзительную грусть. Когда мы ехали в прошлом году отсюда в Париж – цвели деревья. Мы смотрели из окна вагона на холмы, поля – некоторые деревья были так густо усыпаны цветом, что при солнце их белизна казалась почти сиреневой. Прошлая весна была необыкновенно прелестна. Казалось, что непременно должно случиться что-то волшебное.
Изумительно, до чего временами я теряю ощущение пережитых лет и какая во мне готовность к счастью, к совсем новой жизни. Я как будто только что родилась, все во мне так радостно напряжено и так искренне и полно забыто прошлое, что это кажется почти достоинством. Впрочем, я все чаще начинаю думать, что способность забывать, расцветать, как земля, – достоинство. Толстой недаром возвел это в такой гимн жизни в Наташе. Вечное воспоминание, возвращение, перебирание одного и того же – уже, в сущности, болезнь. Недаром, когда я начинаю вспоминать, – я начинаю мучиться и болеть этими воспоминаниями…
Другое дело, какая-то бессознательная мудрость, отстой от всего бывшего, которым душа упитана для дальнейшего процветания. Да ведь в этом вся вечная тайна природы. Прошлое должно удобрять землю, которая от этого становится тучнее и от этого лучше родит новое. Должно быть, и человек первоначально создан по этому закону, но отклоняется от него и поэтому страдает.
20 декабря
Прочли в газетах о трагической смерти критика Айхенвальда. И.А. расстроился так, как редко я видела. Весь как-то ослабел, лег, стал говорить: «Вот и последний… Для кого теперь писать? Младое незнакомое племя… что мне с ним? Есть какие-то спутники в жизни – он был таким. Я с ним знаком с 25 лет. Он написал мне когда-то первый. Ах, как страшна жизнь!»