Грасский дневник. Книга о Бунине и русской эмиграции - стр. 53
8 ноября
Капитан приехал вчера поздно вечером. Красный, мокрый, растерянный, неловко вошел в кабинет, где мы сидели, долго не мог найти тона, сообразил, что надо поздороваться, только через пять минут после того, как вошел. И.А. его высмеивал весь вечер тем, что будто бы из кафе прислали счет на тридцать девять франков на его имя, перечислял напитки, будто бы перечисленные там. Тот поверил и стал говорить, что пойдет и «сделает скандал». А правда была та, что вчера прислали ему из газеты гонорар на 39 фр. Потом еще перед сном, дав ему желудочных капель, уверил его, что с ним будет ночью что-то ужасное, – все это умирая и плача от смеха. Надо сказать, что вид у капитана был почему-то затравленный. Больше всего он боится В.Н., так и ждет чего-то неприятного.
11 ноября
Армистис. В городе флаги, толпы народа, хризантемы. Ходили в Моганьоск. День ясный, холодный. Утром писала Башкирцеву.
В.Н. была вчера у Мережковских, и Зин. Никол. хвалила ей мой «Ночлег». Остальное все – тоже. Капитан рвется вон, но ждет денег. Мне лучше всего в своей комнате.
12 ноября
Пишу Башкирцеву страшно медленно. Тащусь, как сквозь бурелом. Вот «Современники» Алданова – это другое дело. И какая эрудиция!
16 ноября
Вчера ездили с И.А. в Канны. Дела, собственно, не было никакого, но захотелось проехаться. По дороге разговаривали. Я жаловалась, что не могу со времени «Золотого рога» писать. Он меня успокаивал, говорил, что так бывает у каждого «порядочного» писателя. Рассудком соглашаюсь, но все же тяжело.
Прочла Экклезиаста в первый раз сознательно в прошлом году. Да, гениальная книга. Теперь понимаю, что ничего выше и горче этой мудрости не было. «Время плакать и время смеяться, время обнимать и время уклоняться от объятий, время сеять и время собирать, время строить и время разрушать…» А потом… «отяжелеет кузнечик, и осыпется каперс… навсегда покидает человек дом свой…»
26 ноября
Были в Каннэ у Гиппиус. Она приняла нас одна за письменным столом, была в розовом платье, по обыкновению, очень нарумянена. Ее рыжие волосы смешно заплетены в длинную тонкую косичку, уложенную через всю голову. Ордена, полученные в Белграде, стоят на камине в гостиной в голубых футлярах с золотыми надписями: Савва I-й степени, Савва II-й степени. На столе лежит дневник Гиппиус в зеленой обложке, взятый из «Возрождения»: она задумала теперь издавать его в Белграде под тем предлогом, что «Возрождение» хотело печатать его с сокращениями. Говорила о Югославии, видимо, обратилась в ее страстную поборницу. О «Возрождении» говорила, что там честных и порядочных людей только двое: Тимашев и Маковский, и обоим не дают ходу, читала полученное от Берберовой письмо, полное парижских новостей. Пригласила нас в следующее воскресенье к чаю. Затем мы ушли – отправились пить кофе в английскую кофейную. В.Н. была весела, строила планы, готовилась делать покупки – утром пришло извещение от Демидова, что ее фельетон принят. Получила письмо и я: «Башкирцеву получил. Очень хорошо и, конечно, пойдет».