Границы нашей нормальности - стр. 21
— Тихо ты, тихо, дурная! Сама тебе навредишь по-глупому.
Девушка замерла, и он смог наконец отстраниться, сталкиваясь с испуганным взглядом каких-то прозрачных, невнятно-серых глаз. То ли с зеленоватым, то ли с голубоватым отливом. Стало и стрёмно, и в то же время поднялась какая-то мстительная радость — ему тогда тоже было страшно. И неважно, что непосредственно Долорис не особо и виновата в тех ощущениях — он был практически уверен, что в нюансы та не была посвящена.
Начал Серый совсем не с того, с чего собирался. Даже мысли об ускользающем времени не отрезвили. С другой стороны, если хорошо напугать, может, быстрее расколется.
— Что, страшно, сучка? А каково мне было, когда резала по живому, ты не думала?
И похрен, что Альба свою «подружку» приплела втёмную.
В глазах девушки не отразилось ни грана понимания, но в расширенных зрачках начала расти паника. Вот и славно, а он напомнит — не сложно.
Сдёрнув футболку и отпнув чужую сумку, мешающуюся под ногами, Сергей потянулся к ширинке, расстёгивая её одним истеричным вжиком, и только потом понимая, что член снова стоит колом. Ни мгновения не смутившись, не думая, как его действия воспринимаются Надеждой, отогнул его вниз, показывая безобразный шрам.
О да, у него был ещё один, нехилый такой повод ненавидеть Альбу (как ни странно, только её, но сейчас словно в мозгах что-то закоротило), потому что благодаря её «заботе», шрам, расположенный аккурат над лобком, зажил грубыми рубцами с расплывшимися краями (в отличие от шрамов, оставленных плетью, что с помощью медиков зажили вполне прилично), но всё равно над лобком прекрасно можно различить уродливое слово «РАБ». То самое тавро, роль, которая светила ему, если бы таки прогнулся, сломался.
Изначально буквы были вырезаны изящно даже, с завитушками и красивым наклоном, но экстремальное прижигание (порохом!), последующий никакой уход за раной, ужасы с обессиленным телом и несколько часов на прохладной мокрой земле сделали своё дело.
И теперь о хоть сколько-нибудь нормальных отношениях с девушками пришлось забыть — такое не выводится. Это навсегда. Оставались только шлюхи, чтоб пар спускать периодически.
Нет, возможно, после череды пересадок кожи и удалось бы что-то сгладить, вот только дорого слишком, да и вообще не факт, что излечение будет полным. Горечь об утраченных возможностях подспудно копилась, копилась, и наконец вылилась на подвернувшуюся виновницу произошедшего. Пусть и косвенную.
— Помнишь? Помнишь это? — а вдруг не помнит? Вдруг у неё таких вот желающих пруд пруди каждый день да через день? Но нет, в светлых глазах мелькнула тень изумлённого узнавания. — А я ведь не хотел. Неужели не показалось странным, что мужик с кляпом? — вряд ли, конечно, — тематики привычны к таким развлечениям. Да и сам он на вопрос о добровольности тогда кивнул утвердительно (попробовал бы нет!). Но Сергея уже понесло (резко и вдруг, а ведь ничего такого не планировалось!), и голос постепенно набирал обертоны: — Меня эта сука похитила и пытала, издевалась, как только могла! — он рассказывал, рассказывал и рассказывал, вываливая на подневольную слушательницу весь ужас тех дней. — А знаешь, что было после твоего ухода, До-ло-рииис? Бешеная Альба подожгла мне порох на открытой ране. Чтоб с дезинфекцией не возиться! И ни хера не делала, пока в горячке валялся. А потом… — поток красноречия споткнулся о внутреннюю стену. В госпитале врачи знали, что с ним произошло под конец издевательств, но никому больше Серый, разумеется, ничего не рассказывал. И сейчас нечего. Так что быстро закруглился: — исхлестала спину вхлам, обколола наркотой и выбросила в лесополосе, чтоб уж наверняка сдох! Но я — живучая тварь. И сейчас я тебя спрашиваю: где эта сука-Альба прячется?! Отвечай!