Границы и маркеры социальной стратификации России XVII–XX вв. Векторы исследования - стр. 93

, должна была прийти совокупность чинов, которую можно было уже подвергнуть как иерархическому упорядочиванию, так и корпоративному замыканию. Однако такой переход к иерархии чинов на первых порах принес определенные затруднения для практик социальной классификации, так как в наследство от московского общества Российской империи досталось несколько десятков социальных групп, которые могли выступать в роли отдельных чинов. При этом социальная реальность постоянно производила новые социальные группы, которые, не вписываясь в существовавшие чины, должны были восприниматься также отдельными чинами. Такое большое количество чинов создавало определенные затруднения для управления государством.

Приведем следующий пример. 10 ноября 1732 г. указом Сената было предписано на ряде фабрик «имеющихся всех мастеровых людей и их учеников, и работников… переписать… со объявлением, из каких они чинов»[302]. На суконной мануфактуре «Володимера Щеголина с товары-щи» выявленные переписью 1733 г. рабочие и их дети были отнесены к 18 разным «чинам», включая и таких, «какие чинов их отцы не знают». Самым многочисленным «чином» оказались «салдацкие дети», а самым малочисленным – «каменщиковые дети». На полотняной фабрике Ивана Тамеса рабочие и их дети были определены также к 18 «чинам», но перечень этих «чинов» совпадал с перечнем мануфактуры Щеголина только частично. На тамесовском предприятии были выявлены как выходцы из «дворцовых крестьян» и «монастырских крестьян», так и из «записных плотничьих детей» и «Казанского приказу портных детей»[303]. Конечно, перечисление в законодательном акте нескольких десятков таких мелких чинов было бы избыточно. Соответственно, после указания чинов, из которых было большинство рабочих, использовалось выражение «и из других разночинцев»[304].

Итак, вместо людей разных чинов стало использоваться понятие разночинцы. Может показаться, что разница незначительна. Однако выражение люди разных чинов предполагало, как правило, наличие у него определения, такого как русские, служилые, тяглые, которое запускало ту или иную логику социальной классификации. Понятие разночинцы подразумевало только то, что объединяемые им люди обладают «чинами» и для таких объединяемых единственным общим признаком является сам факт объединения. Показательно, что Э. К. Виртшафтер, обратившись к законодательству XVIII в., пришла к выводу, что «…никогда не существовало точного перечня категорий, охватывающих разночинцев. …Использование термина менялось в зависимости от политических целей при создании закона, и, таким образом, зачастую казалось, что отсутствует его объективная основа»