Граф (не) желает жениться, или Фиктивная семья для наследника - стр. 20
Но, с другой стороны, не появись я в Умбрии, Мэрилин сдали бы под опеку государству. Я так и не смог узнать, кто отец девчонки, но, к счастью, ни в каких документах он не числится, а значит, еще один претендент на земли мне не грозит.
Что касается самого ребенка… Ох.
Тяжело нам с ней. Обоим тяжело. Очень.
И вроде как я взрослый, должен быть терпимее, умнее, мудрее и черт знает, каким еще, но не могу я. Обычно при взаимодействии с ней у меня включается только – я старший, значит, меня должны беспрекословно слушаться. Эх.
Был бы еще мальчик, может, мы бы смогли наладить контакт. А так, что мне с ней делать? В куклы играть и косички заплетать? У меня своих дел полно. Нужно еще договор составить, чтобы соседка играла свою роль до конца. Еще одну рядом с собой терпеть. Но эта хотя бы взрослая.
– Ваша милость, девочка так и не позавтракала, – забегает ко мне в кабинет экономка. – Я звала, звала, ее любимые блинчики с сиропом приготовила, а она ни в какую! Оставила поднос под дверью, но он не тронут. А уже время обеда!
Перевожу взгляд на часы, действительно, обед. Смотрю на рабочий стол, а в договоре снова ни строчки. В голове пустота, а в груди раздражение. Если в скором времени не возьмусь за себя, Сандерс приберет все загребущими лапами государственной системы.
– Проголодается и выглянет, Кейтлин. Успокойтесь.
Никакого желания идти к девчонке у меня нет. Снова поругаемся, а нельзя. Я понял вчера, что для мира, нам лучше, как можно меньше пересекаться.
– Ваша милость, она не отвечает! И дверь заперта! – экономка никак не хочет угомониться.
– Хорошо, – тяжело вздыхаю, – я схожу.
Поднимаюсь на ноги, мысленно уговаривая себя не вестись на провокации ребенка, сохранять невозмутимость и не повышать голос. Сложно даже мысленно.
– Вы только не ругайте ее, девочка потеряла маму, она напугана и растеряна, –причитает рядом прислуга.
– Мама не слишком–то ею занималась по вашим словам, – справедливо возражаю.
– Но все–таки она мама, – объясняет Кейтлин таким тоном, словно я неразумное дитя, – даже женское равнодушие воспринимается мягче.
Раздраженно закатываю глаза. Именно что равнодушие, а мои попытки воспитать человека воспринимаются в штыки.
– Мэрилин! – стучу в дверь. – Открывай!
– Помягче, – подзуживает рядом экономка.
Качаю головой, но подчиняюсь.
– Пожалуйста, открой дверь. Кейтлин волнуется, что ты до сих пор не поела. И нельзя закрываться, вдруг тебе помощь понадобится, а мы не сможем ее быстро организовать.
Тишина.
Дергаю ручку, не поддается.
Черт. А вдруг с ней действительно что–то произошло, а мы тут стоим? Мамочкин ритуал не должен был срикошетить на ребенка, но кто знает.