Грация и Абсолют - стр. 3
Больше всего она боялась, что судьба и дальше будет кормить её крупами и картофелем, от которых спокойно дыхание. А ей так недоставало мясного коричневого переперчённого соуса, чтобы дышать запально – задыхаясь.
Полупрозрачные шальвары Алика вызывали в ней сосредоточение: она не знала, завидовать – восхищаясь? или она вправе облегчить зависть осуждением? Всё это время девушка молчала, но вдруг, встав, стянула платье через голову:
– Кончик лета остался – позагорать напоследок! – и вышла из тени на солнцепёк.
В купальных трусиках и лифчике, она тряхнула обильными вороными кудельками, зажмурилась, раскинула руки и потянулась. Развитое гладкое чувственно-влекущее тело не смущалось мечты.
Боб пренебрегал невзрачно одетой простушкой и теперь напомнил сластёну, который в хлебнице обнаружил эклер.
– Людка… – сказал он и мысленно договорил: «Какая ты гладкая да титястая колхозница!»
А Дэн напоминал крадущегося полуночника, что заглянул в незанавешенное окно. Из-за присутствия Алика он опустил глаза, воровски поводя ими.
– Чтобы на тебя дым не шёл, – проговорил заискивающе и осторожно тронул несгоревшую ветку, – какое-то от меня не зависящее бессистемное движение воздуха… Отодвинем вот этот сучочек и направим дымок левее…
– На меня не идёт, – голос у Алика оказался неожиданно грубоватым.
А Галя в эти минуты смотрела на Енбаеву, как на казнокрадку, обнаружившую свои намерения. «И ведь удастся!» – с этой волнующей мыслью, скосив глаза на Дэна, она проговорила проникновенно:
– Пятунчик, разденемся наперегонки? На спор?
Дэн деланно рассмеялся. А Енбаева инстинктивно выбрала самое удачное – поддержала с прямодушием:
– Ага, давайте! Так приятно! – и повела плечами.
Боб, которому пришла некая мысль, позвал:
– Людка, сбегаем искупаемся? Тут недалеко.
Озеро находилось в километре и для купания подходило плохо, имея топкие заросшие берега. Люда знать этого не могла, но она понимала другое: на подобные радости и деревня щедра и не только в купальный сезон.
– Если все вместе! – воскликнула она с обезоруживающим подъёмом.
Галя ослепительно улыбнулась ей, а Бобу проворковала понимающе-интимно:
– Тут родственное… сбегайте вдвоём…
Люда увидела, что ей подставили ножку, и не нашла ничего иного, как схватиться в открытую:
– Каждый понимает в меру своей испорченности!
Галя подалась к Бобу:
– А ну – как я понимаю?
Он, словно озорной мальчуган, пойманный девочкой на пустячной шалости, с ухмылкой показал кулак, чьи размеры, правда, нарушали впечатление невинности.
И тут Алик вкрадчиво шевельнулась на одеяле. Глубоко запрятанная робость, которая делала её тщеславной, заговорила о себе дурно. Душа домогалась, чтобы некто редкостный вместил непорочную греховодницу. И оттого, что его не было вблизи, она тем злее показывала себя негодницей.