Готические истории - стр. 36
Чтобы усыпить бдительность суперинтенданта, Трэверс рассыпался в благодарностях. Взяв булавы, он прокрутил их один раз в воздухе, затем той, что была в правой руке, со всей силы ударил Джеймсона по голове. Несчастный офицер упал с разбитым черепом на плиты тюремного двора, и второй удар разнес его голову вдребезги.
«Теперь, – торжествующе подумал мунджиа, – они обязаны меня повесить».
Никто, однако, не спешил его арестовывать. Охранники были настолько поражены, что не могли сдвинуться с места. Тут в теле Трэверса взыграла ярость викингов, его далеких предков, взяв верх над душой Махадева. В конце концов, зачем ждать суда? Почему не продолжить убивать, пока смерть сама не придет? Сжимая по булаве в каждой руке Трэверс пошел на индийских охранников, которые на свою беду оказались рядом, и те бросились врассыпную. Он ринулся следом и мощными ударами забил до смерти всех, кого настиг. Индийские заключенные были в полном восторге. После каждого смертельного удара они аплодировали и кричали: «Шабаш сахиб! Маро сахиб!» (Браво сахиб! Бей их сахиб!)
Только после того, как Трэверс убил полдюжины охранников, сипаи, дежурившие у наружных ворот, бросились наверх в центральную башню, откуда просматривалась вся тюрьма, и стали вести прицельный огонь по Трэверсу из своих винтовок. Убить его было не так-то просто: он постоянно двигался и был в такой неистовой ярости, что казалось, раны не причиняют ему вреда. В конце концов, обессилев от потери крови, он рухнул на землю. Охранники дали залп по неподвижному телу. Он конвульсивно дернулся, попытался подняться и упал замертво.
Наконец мунджиа добыл желанную свободу. Душа Махадева покинула тело Трэверса и заняла свое место в очереди душ, ожидающих перерождения.
Все англичане, которые знали Трэверса, были потрясены его преступлениями и его смертью.
«Какой страшный конец столь многообещающей карьеры – говорили они. – Трэверс мог достичь всего. Ясно, что он сошел с ума, но какой ужасный конец».
Да, они были совершенно правы: ужасный конец, страшный конец. А ведь то, что произошло с Трэверсом, могло случиться с каждым из нас – с вами или со мной.
Чарльз Огастес Кинкейд
Старое кладбище в Сируре
За несколько лет до Великой войны[10] я служил судьей в Пуне[11] и иногда приезжал с инспекцией в Сирур, старый военный городок милях в сорока от Пуны, в котором еще со времен завоевания 1818 года[12] квартировал Пунский кавалерийский полк. Неподалеку от офицерских глинобитных бунгало и столовой располагалось старое кладбище. Здесь больше не хоронили, на нем покоились офицеры прошлых поколений, павшие жертвой холеры, брюшного тифа или какого-то еще из бесчисленных недугов, поджидающих английского солдата в восточных землях. В центре возвышался надгробный камень намного больше прочих, и я часто замечал, что индийские кавалеристы, проезжая мимо, отдавали ему честь. Мне не хотелось спрашивать об этом офицеров Пунского полка, хотя пару из них я неплохо знал. Это было не мое дело, и я не допытывался, чтобы не показаться бесцеремонным. Тем не менее однажды, увидев, как несколько человек салютуют, вытянувшись в струнку и вперив взгляд в высокое надгробие, я не смог сдержать любопытства. Встретив капитана Джонсона, который слыл добропорядочным и отзывчивым джентльменом, я выпалил: