Готические истории - стр. 22
Всплеск! Ш-шух! Все птицы как одна взмыли вверх и стали забирать вправо, а воздух наполнился их всполошенными криками.
Колфилд не успел выстрелить – кто-то опередил его, швырнув тяжелый камень в самую гущу стаи.
Он обернулся с нарочитой медлительностью и замер. Я проследил за его взглядом и увидел долговязую фигуру того самого факира: белки его глаз и кривые желтые зубы поблескивали в розовых лучах закатного солнца, а лицо выражало злорадное торжество.
Раздался оглушительный треск, и факир вдруг оказался на земле: его тело извивалось в судорогах, а обезумевшие, наполненные ужасом глаза уставились на меня в предсмертной агонии. Колфилд застрелил его.
О том, что последовало, я не могу вспоминать без дрожи.
Пуля попала факиру прямо в сердце, и он умер мгновенно и почти беззвучно, испустив лишь один долгий, жуткий вздох.
Я опустился на колени у его тела, тщетно отыскивая в нем признаки жизни, Колфилд же стоял и молча смотрел на содеянное. Он был как в полусне, и лишь через десять минут мне удалось втолковать ему, что именно произошло и почему мы должны действовать без промедления.
– Вы знаете, что теперь будет, – сказал он, ткнув тело носком сапога. – Убить индийца в наше время – дело нешуточное. Мне это с рук не сойдет. Вы сами видели, что я нарочно застрелил этого несчастного. Что вы намереваетесь делать?
Говорил он решительно и даже с вызовом, но на лице его была написана мучительная тревога.
– Само собой, я вас не выдам, – сказал я после короткого молчания. – Никто не узнает об этом… происшествии, нам лишь нужно избавиться от тела.
Я со страхом смотрел на мертвеца. Лицо его застыло и теперь походило на морду животного еще больше, чем при жизни. Колфилд дрожал, беспокойно озираясь по сторонам.
– Послушайте, – выговорил я через силу, – сейчас мы ничего не сможем сделать. Спрячем его в траве и вернемся сюда после ужина. Нужно раздобыть лопату или что-то подобное.
– Как скажете, – смиренно ответил Колфилд. От его властной манеры не осталось и следа, он стал послушен, как дитя.
Мы покончили с отвратительной нашей задачей, затащив тело в густую траву и забросав его комьями сухой земли, и молча направились к лагерю.
Войдя в освещенную палатку, я посмотрел на Колфилда, и меня охватило невольное сострадание.
Ведомый своим дьявольским нравом, он совершил чудовищное преступление и теперь вкушал его горькие плоды.
Он был бледен, его била крупная дрожь, и казалось, что он постарел на десять лет за один день.
Я налил ему виски, мы сели и притворились, будто поглощены трапезой. Выждав полчаса, чтобы не вызвать подозрений у слуг своим необычным поведением, я попросил носильщика выйти и проверить, взошла ли луна.