Гостиница - стр. 35
– Мне всегда казалось, что Бог весьма негативно относится к любви. Или мы с ним по-разному ее понимаем, – пожала якобы обнаженными плечами прекрасная собеседница. – И, по-моему, Бог – есть страх… Все религии основаны на страхе… Или перед гневом Божьим, или перед невозможностью спасения… Спасения от жизни… А я не хочу от нее спасаться! – подняла она на Мэра свои ошеломительные очи, и он чуть было не канул в них. Спасла профессиональная натренированность противостоять посторонним воздействиям – повело-повело и… отпустило.
– Любовь и страх – две вещи несовместные, – добавила она, не отводя глаз, и Мэр, все еще пребывая под их очарованием, не смог сообразить, кого она имеет в виду: Бога и его рабов или… их двоих… Он тоже не отводил глаз. Никудышным бы он был политиком, если бы отводил глаза. Нет, взор его был чист и мудр.
– А вы, оказывается, еще и философ, – одобряюще улыбнулся Мэр. – Значит, я не ошибся в вас.
Она скромно улыбнулась в ответ, отлично зная, что кадровую политику в мэрии контролирует его премудрая, прекрасная и еще молодая и энергичная супруга – эталон супруги большого политика, а значит – сама большой политик. Благосклонно замеченная ею среди выпускниц юрфака юная леди стремилась соответствовать этому эталону, лелея мечты о политической карьере. А для их воплощения, прежде всего, необходимо было быть неповторимой и… ждать своего исторического момента.
– Я – Женщина, – тихо, но твердо ответила прелестная соискательница политического успеха. И Мэр по достоинству оценил истинность и глубину этого уточнения.
– Вот что, – распорядился Мэр, мысленно возвращая с некоторым сожалением на место ее прозрачные трусики модели «фиговый листок», – пусть подадут мою машину. Сейчас. Документы подождут. Мне не нравится, когда архитектурные сооружения в моем Городе вызывают страх у прекрасных горожанок… Форма сама по себе, тем более такая совершенная, не может порождать страх. Я должен знать содержание!..
Одежда чудесным образом мгновенно укрыла обольстительное тело, словно закрылись лепестки цветка и, строго кивнув в знак того, что распоряжение принято к исполнению, серетарь-референт грациозно двинулась к двери.
«Женщина, – мысленно произнес Мэр, – какое философски емкое слово… Женщина, жизнь, любовь… Тайна сия велика есть…»
А ей, уже подтянувшейся и строгой, было почему-то очень жаль этого красивого мужчину, мудрого, искусного политика…
Правительственный лимузин, шелестя шинами, несся по осевой линии центрального проспекта. Улица была чиста и элегантна, как концертный рояль. Мэр прекрасно знал, что за несколько минут перед ним здесь прошлись уборочные механизмы, но даже это знание не портило приятного впечатления. Чистота и красота – абсолютны и независимы от причин, их породивших. Мэр, конечно же, не был настолько близорук, чтобы не понимать, сколь разительно отличаются обыкновенные улицы от правительственной трассы, и значит, маршруты мэра должны быть неисповедимы, что могло бы вынудить соответствующие службы содержать весь Город в чистоте. Впрочем, это утопия – сие потребовало бы непосильных для городского бюджета вложений.