Госпожа графиня - стр. 27

Зато меня порадовали спички. Они просохли. И после двух осыпавшихся третья наконец загорелась. Огонь заплясал в печи, даруя надежду.

А я занялась поисками еды.

Мне повезло с первого раза. Едва я открыла ларь, в котором кухарка хранила крупы, как на глазах выступили слёзы.

От радости.

На дне ларя лежало несколько мешочков с крупами. Точнее то, что от них осталось. Материя была изгрызена мышами, которые, видимо, жили здесь после отъезда Насьи и до морозов. А потом нашли себе местечко потеплее, оставив мне немного еды.

Я нашла глубокую миску и начала пригоршнями ссыпать в неё свой будущий завтрак. Остатки мешочков откладывала сразу, потом пущу на растопку. А вот с крупой подсела поближе к окну. Отбирала мышиный помёт и сухих жучков и, морщась, складывая в отдельную кучку. К моему сожалению, она оказалась даже больше первой. На мгновение мелькнула мысль, варить, как оно есть. Но я прогнала её, брезгливо скривившись.

Ещё чего не хватало!

Выбросив сор в топку, я несколько раз промыла крупу. Хорошо, снега много. Всего-то и надо, поставить чугунок на плиту и подождать несколько минут, чтобы растаял.

Что буду делать, когда снег сойдёт, и я останусь один на один с колодцем, не хотела даже думать. Может, ещё не доживу до этого светлого дня. Зачем пугаться заранее?

Наконец я решила, что смыла с крупы всё лишнее. Разделила её на две части. Одну накрыла крышкой и убрала в буфет – на потом. А вторую пересыпала в чугунок и залила водой. Крупы было немного, с четверть чугунка, но воды я не пожалела. Налила доверху. Пусть будет крупяной суп, на дольше хватит.

Ещё бы хлеба. Горячего, румяного, с хрустящей корочкой. При одном воспоминании о Насьином каравае, рот наполнился слюной. Почему-то я вспомнила именно этот хлеб. Хотя Гилберт выписал повара из-за границы, и тот готовил изысканные блюда. На званые обеды к нам знакомые записывались в очередь.

Но ни одного блюда заграничного повара я так и не вспомнила, а Насьин каравай прямо стоял перед глазами. Даже аромат почувствовала.

В животе требовательно заурчало.

– Подожди, сейчас суп проверю, – собственный голос в тишине, разбавляемой лишь треском поленьев и шипением чугунка, прозвучал странно.

Как я выдержу здесь совсем одна? Не сойду с ума, лишённая возможности поговорить с живой душой?

Крупа была ещё твёрдой и хрупала на зубах. Я накрыла чугунок крышкой, накинула плащ и вышла на крыльцо. Казалось, в доме не хватает воздуха.

Небо было низким и хмурым. Из прорех в тучах то и дело срывались снежинки, обещая скорую непогоду. Я смотрела, как шевелятся от ветра ветви сосны. Единственного хвойного дерева в Дубках. Кажется, её посадили незадолго до моего рождения. Или даже после.