Господа, прошу к барьеру! (сборник) - стр. 33
– А я, сударь мой, сыночка ищу, – врал Долгополов. – Поехал он нонеча на ярмарку до Ирбита да и запропастился невесть где. Уж боюсь я – не попал ли к «пугачам» в лагерь?
На Оренбургском тракте ямщику он открылся:
– Я, брат, самого царя видеть желаю. Я ведь его знаю. Он мне должен остался. Коли это он самый, а не шаромыга какая, так я свои кровные из глотки у него вырву…
От встреченных по дороге татар и башкиров, возвращавшихся по домам, узналось, что «государь-батюшка Петр Федорович» разбит под Бердою и сейчас направился к Уфе. Но это известие не остановило купца, а лишь раззадорило его алчность.
Долгополов на все вопросы отвечал как надо:
– Везу подарки государю от сыночка его, цесаревича Павлика! Имею шляпу с позументом, сапоги красные, перчатки из замши собачьей да еще два камня, каким цены нету…
И барахло свое наглядно предъявлял, после чего восставший народ, поверив Долгополову, пропускал его беспрепятственно. Пугачев, по слухам, находился уже в Осе, и близ нее Долгополов послал впереди себя одного татарина:
– Уж ты предупреди царя нашего, что богатые подарки ему везу, а от кого подарки – он и сам догадается…
Сыном убитого Петра III был цесаревич Павел Петрович, а положение самого Пугачева после боев с войсками его мнимой «жены» Екатерины II было скверное. Народ разбегался, войско скудело без припасов, кое-где уже поговаривали, что никакой он не царь, а беглая «шаромыга» из донского казачья, и потому известие о прибытии посла от сына-цесаревича было как раз кстати для Пугачева, ибо приезд Долгополова укреплял его положение.
Все это Пугачев оценил тактически правильно.
– Ну? – грозно вопросил он купца.
Емельян Иванович сидел посреди шатра на шелковых подушках, с ножом у пояса, по бокам держал заряженные пистоли. Долгополов сразу понял, что подушки – это еще не трон. Царь он или не царь, а прибыль с него купцу содрать надобно.
– Великий государь! – бухнулся он в ноги Пугачеву. – А я твоему величеству подарки от Павлика привез.
Пугачев даже обомлел. Но «игру» принял:
– Кажи их мне. Сыночек-то мой каково поживает?
Нарочно при всех спросил о сыне, чтобы слышали. И при этом вытер слезу. Позже, давая показания на следствии, Пугачев сам признался, что не раз плакал при имени цесаревича Павла, дабы окружающие люди поверили в его «отцовские» чувства, и тогда он переставал казаться самозванцем.
– Парень здоровый, – отвечал Долгополов. – Очень уж он желает тебя видывать да вместях с тобою поплакать.
– Разлучила меня с ним злодейка жена… Катька проклятая! Но сынка люблю. С кем обручен-то он ныне?