Господа офицеры. Записки военного летчика (сборник) - стр. 18

Наступил и прошел третий день и третья ночь так, как обыкновенно в сводках отмечалось: «Без перемен».

Подошла и четвертая ночь, – четвертая ужасная ночь. Дождь лил как из ведра. Окопчики по щиколотку наполнились водой. Солдаты то и дело черпали воду и жидкую грязь котелками и плескали ее за бруствер.

Этими звуками расплескиваемой воды, стуком котелков и мерным падением дождя и нарушалась ночная тишина.

Днем опять был обстрел. Двух убило, семерых ранило. Убитые лежали в грязи и мокли. Раненых унесли.

Подпоручик сидел в своей яме молчаливо.

Угрюмые мысли давили его мозг и доводили его до отчаяния.

«Какой ужас эта война, – думалось ему. – И зачем я пошел на военную службу? Почему она меня так привлекала и даже эта самая война казалась такой заманчивой и интересной? А если бы я не был военным – тогда?

Тогда бы мне тоже пришлось быть на войне и в таком же положении», – невольно приходил ответ.

«Но почему же мы сидим здесь и мокнем, как губки, и безнаказанно расстреливаемся? – вставал другой вопрос. – Как это хорошо выходило у Румянцева, Суворова и Паскевича… Они ходили, разбивали, брали в плен… торжествовали. А мы… сидим. А главное, мы сидим, а нас расстреливают.

Но ведь известно, что и Румянцеву, и Суворову и другим приходилось быть и под таким дождем и в такой слякоти… На Альпах тоже ведь было холодно и, наверно даже куда тяжелее, а все пройдено и пройдено со славой. Вот эти проклятые немцы – им хорошо! Как их поддерживает артиллерия – в обиду не дает никак. К ним не подойти.

Сколько наложили они из нашего 1-го батальона, – страшно подумать… Почему же они тогда сидят? Вот это, действительно, непонятно. Будь мы в таком положении, как они, мы бы их загнали за границу в один прием… А ведь и они выплескивают воду так же, как и мы, – я сам вчера видел…

И прав Великий Суворов, учивший солдат, говоря: „Если нам тяжело, то и неприятелю не легче”…»

Этот афоризм подействовал на подпоручика успокаивающе и он даже улыбнулся.

Прошло еще два часа. Навязчивые мысли стали возвращаться еще более дерзкими, еще более настойчивыми. На нервы действовали, почему-то особенно, намокшие колени брюк. Шинель уже давно намокла и набухла так сильно, что стесняла дыхание… Хотелось встать и бежать… бежать обсушиться, хотелось заснуть… хотелось покоя…

«Хотя бы ранило меня, вот было бы счастье: лазарет, тепло, чистое белье, вкусная пища, почет… и жизнь со всеми ее прелестями…»

И тут же приходило в голову само собой: «Какой же я подлец». Что было бы, если все думали так и старались уйти? Кто бы воевал?.. Кто обязан подавать пример? – Мы, кадровые офицеры… это наша профессия… Государство нас даром учило… нам платило жалованье… мы приняли присягу… Наконец, я служу в полку, в котором предки мои совершали легендарные подвиги, не считаясь ни с погодой, ни с временем, ни с численностью врага… они были герои духа и долга… Нет, – лучше не думать».