Размер шрифта
-
+

Господа офицеры. Записки военного летчика (сборник) - стр. 16

– Ну, Бог с тобой, иди! – ответил подпоручик, ободряюще кивнув головой.

Зубков, вызвавшийся оповестить артиллерию, снял фуражку, набожно перекрестился и, торопливо кинув: «Прощайте, ваше благородие», выскочил из своей ямки и опрометью бросился бежать по направлению к деревне.

Вдруг он как бы споткнулся, нелепо взмахнул руками и упал в свежую воронку от гранаты.

У подпоручика, видевшего эту картину, захолонуло сердце, и он тотчас же увидел, как к воронке, из которой торчали ноги упавшего Зубкова, ползет его отделенный Козлов. Козлов скрылся в воронке и через минуту высунул оттуда голову…

– Скончался, – передал он роте, снимая фуражку и творя крестное знамение.

Маленькие струйки дождя то и дело скатывались со ставни, служившей подпоручику «блиндажом», на стены, то попадали на шинель, на солому, подосланную подпрапорщиком Ковтуном, а мелкие брызги, как назойливые мухи, попадали в лицо, стряхивались, попадали вновь и, наконец, вытирались носовым платком.

«Это не война, – думал подпоручик. – Чего нас держат здесь без всякой пользы: ни вперед, ни назад, ни высунуться, ни повернуться… Не вырыть ли сплошной окоп? Тогда можно будет хоть сообщаться, – все-таки легче станет… Нужно сделать настоящий окоп…»

С этими мыслями он приподнялся и зацепил головой полотнище палатки, наброшенное поверх ставни. Собравшаяся в складках полотнища вода, неожиданно вдруг вылилась ему на затылок и тем самым косвенно повлияла на уже принятое решение.

«Где в такой грязи копаться, – мучить людей, – подумал он. – Разве прокопаешь почти полверсты нашими шанцевыми малыми лопатами? Конечно, не стоит. Сизифова работа. Ну ее к черту! Потерпим и так; да и не будем же мы тут стоять целую вечность…»

– Шли часы, а положение не менялось. Немцы поддерживали огонь, рота притаилась, сумрачно молчала и с каждым часом все больше и больше теряла веру в свои силы. Уже не слышались больше шутки и разговоры… Кто сосредоточенно затягивался цигаркой, кто бессмысленно жевал корку черствого хлеба… и никто уже не высовывался, чтобы пострелять…

Происходила незримая «сдача инициативы», – тот психологический перелом, который решает исход сражения в тех случаях, когда одна из сторон еще дерзает.

Это ясно понимал молодой подпоручик, но он чувствовал себя бессильным, маленьким и жалким.

«Хоть бы скорее ночь, а с нею покой, конец этой ужасной стрельбе и этому томительному ожиданию ежеминутной смерти… а там наверно придет и смена… Ведь нельзя же вторые сутки провести в такой обстановке…» – вот о чем думал он.

Стемнело. Дождь все моросил и как бы гасил всякие надежды.

Страница 16