Горячий снег Килиманджаро - стр. 3

Когда человека ведут на казнь, его, как правило, ждет один палач, а не два, не несколько. Но в этой одиночной, неприютной, глазу не за что зацепиться, палате, это давнее правило не соблюдалось. Третьим катом, помимо удушья и сухого, ужасно-болезненного кашля, был высокий жар, Андрей прямо-таки часами горел в огне, но все-таки этому последнему истязателю, казавшемуся ему помилосерднее первых двух, он в какой-то мере был признателен, потому что огонь, испепелявший его изнутри, даровал хоть и краткое, но беспамятство, забытье.

Странно, но он уже несколько раз видел себя, веселого, подтянутого, мускулистого, охваченного радостью, как бы со стороны, и повод для прекрасного настроения был, ведь он поднимался на описанную великим Хемингуэем высочайшую гору Африки – Килиманджаро, у подножия которой лежал его умирающий герой писатель Гарри, а вот фамилию его Андрей позабыл, хотя и прочитал этот рассказ прошлым летом, в июле, когда путевка в Африку, в Танзанию, на Килиманджаро уже лежала у него в кармане, она была дорогая, больше трех с половиной тысяч долларов, Марина не согласна была с такими расходами, но он сказал, что раз в жизни может позволить себе такую роскошь, вот тогда-то он и взял в руки томик Хемингуэя, и потом долго помнил тот сладкий холодок под сердцем, что еще немного, и он, Андрей Чумак из Киева, мелкий бизнесмен, окажется в тех местах, которые знает всяк читающий на земле человек. Но сейчас, проваливаясь по колено, а то и по пояс в вязкую, обволакивающую тину беспамятства, как в бездонный ил донельзя загаженной, убитой речки, он видел не зеленое подножие знаменитой горы с белоснежным квадратом ее вершины, о которой местные жители издавна говорили, что она покрыта серебром, не всякие там древовидные папоротники высотой чуть ли не в два метра, не жесткий вереск под ногами, не знакомые, будто перенесенные сюда из Одессы акации, ни разную другую растительную экзотику, названия которой он не запомнил, не обезьянок на деревьях, которых проходившие мимо люди вовсе не интересовали, нет, он видел только себя, и он знал, что молод, силен и обязательно взберется на эту «Сверкающую гору» – так звучит ее название на языке суахили, на самый ее пик Ухуру, хотя никогда альпинизмом не занимался, почему и избрал самый легкий маршрут Лемошо, и не нужны ему были сейчас перевалочные лагеря, где можно отдохнуть в палатке и похлебать или огуречного, или бананового супу, не нужен ему был ни прикрепленный к нему гид, ни два помощника, тащившие на своем горбу его поклажу – ему, Андрею Чумаку, нужно сейчас как можно скорее, не за несколько дней, а самое большее за полчаса взобраться на вершину Килиманджаро, где, как он помнил по своему единственному туда восхождению, бывает, дует ледяной ветер, под ногами скрипит девственно-чистый снег, не оскверненный следами от грязных подошв, вот этот снег он зачерпнет целыми пригоршнями и остудит свой горящий лоб, горящую грудь, и подмышки, и живот, но пока что он видит только серую, изредка в черных пятнах, землю подъема и громадные серые валуны, и чем выше он взбирается, тем меньше остается воздуха для полноценного, нормального дыхания, сердце бьется неровно, то часто-часто, то вдруг замирает, как у испуганной перепелки, голова начинает раскалываться, уши закладывает, в виски стучит густеющая кровь, а главное – немилосердно, зло палит беспощадное африканское солнце, чем выше он поднимается, тем сильнее оно плавится в вышине, как сталь в мартене, и не имеет никакого значения, затянуто ли небо облаками, серыми, рваными, оказывается, такими они бывают даже в Африке, или же ослепительно-синее, как летом над Днепром. Ему было плохо, совсем плохо, но он знал, твердо знал, что обязательно, и очень скоро, поднимется на эту пятую, кажется, по высоте гору земного шара, а оттуда, с вершины, откроется черная пропасть и он, не колеблясь, сделает шаг ей навстречу…