Горячий снег Килиманджаро - стр. 2
– Поступил только что молодой парнишка, девятнадцать лет ему… Состояние… Состояние похуже, чем у вас. Заметно хуже… Намного хуже… Если срочно не подключим к ИВЛ, боюсь, до утра не дотянет… Музыкант он будущий, большие надежды, говорят, подает…
– Понятно… Что ж, – после некоторого молчания сказал Андрей, – я не возражаю…Он помоложе, только начинает жить… А я постараюсь справиться…
– Да и вы не глубокий старик, – волнуясь, определенно чувствуя себя неловко, произнес доктор. – Я… Я восхищаюсь вами… вашим благородством. Андрей Васильевич, мы обеспечим вас лучшими лекарствами, опять же, на днях обещают завезти еще парочку ИВЛов. Мы вас обязательно вылечим, Андрей… Уж не знаю, почему, но у нас в зоне риска преимущественно люди молодые или зрелого возраста, хотя во всем мире наоборот…
Самое трудное было объяснить ситуацию Марине, жене – к сожалению, он не удержался, тут же, как только инопланетянин вышел из палаты, сообщил по мобильному телефону, что его вот-вот подключат к искусственной вентиляции. Пока раздумывал, как получше справиться с этой нелегкой задачей, Марина сама позвонила ему, она уже знала о его поступке, сама, видимо, связалась с отделением, и теперь просто кипела негодованием:
– Ты что, сумасшедший? Крыша поехала, что ли? На кого ты хочешь оставить меня с двумя малолетними детьми? Кому нужно твое самопожертвование? Забыл, что вся семья на самоизоляции, что некому принести даже батон и пакет молока?
– Марина, погоди… – попытался было остановить ее Андрей.
– Ты ненормальный, Андрюша, не-нор-маль-ный! – тут она заплакала – горько, неутешно, как несправедливо обиженная девочка. – Ну, подумай сам, что с нами станет, если ты… если ты… – она не договорила, да и зачем, и без того ясно, что она хотела сказать. А потом он и вовсе оказался отрезанным от всего мира – ни телефона, ни родных, их, если бы даже они смогли его навестить, все равно не пустили бы к нему в палату, да и сил у него самого оставалось все меньше и меньше…
Теперь, когда он, измаянный болезнью, в первый, кажется, раз малодушно подумал, что надо было все-таки сначала позаботиться о собственной персоне, ведь ему всего-навсего тридцать семь, ему стало не по себе. Мысленно он пригрозил, не кому-нибудь, а тому же Андрею Чумаку, что, если подобная мысль хоть еще раз проклюнется в его голове, он перестанет себя уважать. Коль ты сделал доброе дело, нечего потом посыпать голову пеплом, жалеть о содеянном. Парнишка же, если верить врачам, идет на поправку, если останется жить, пусть считает его, Андрея Чумака, вторым отцом, а это тоже немало…