Город звериного стиля - стр. 23
– Дедо, ты всерьез?
– Проверенное дело, – усмехнулся дед. – Бывает, так прижмет, что только на них и надежда. Да ты не бойся, ты свой, он чует. Защищать будет. Помогает, да. Вон уж сколько лет домок стоит, а ни одного вора.
– Дед, ты ж профессор, ты…
– Одно другому не мешает, – открыто посмотрел дед, развел руками: –Они помогают, да, когда всерьез-то прижмет, когда надеяться не на что и не на кого. У них ведь как? Без нас им жизни нет. Нам помогут – так и себя спасут. Оне… Ну, если уж не добрей нас-то, дак честнее. Сколько раз уж так-то спасали. Все выжили, мужики-то, а какая свистопляска-то вокруг шла. То бунты, то войны, то революции, то аресты да этапы. Миром да толком, считай, и не жили. Одни напасти да кровища. А мы все тут. И они тут уж, с нами.
– Дед, ты шаман, что ли?
– Да какой из меня шаман, – усмехнулся дед. – Так, вежливец4. Больше знаю, чем могу. Да и то по камням да по металлу больше знаю, чем по людям. Камни слышу, да тут непонятно, то ли опыт, то ли тайная сила. Я так думаю, что все ж опыт. Как плечо-то?
Плечо ныло, но Мур относился к боли, как к белому шуму:
– Все нормально.
– А пойдем, Петька. Покажу тебе дом. Ты вроде не болтун, да, внучок?
Дед впервые назвал Мура по имени. Терпеть Мур это имя не мог. Его даже мама так не звала, а все «Мурашкой». Сейчас оказалось, что дед, отец и сам Мур были полными тезками – все нотариусы удивлялись. Только даты рождения разные, а так бы – один на все поколения Мураш… Петька – это Петр. Петр – это значит «камень». Самое геологическое имя.
Мур первый этаж и не рассмотрел еще толком, все скорей пробегал наверх к деду по скрипучей лестнице с истертыми до толщины фанеры ступеньками. На первом этаже, дед объяснил еще в первый вечер, зимой он теперь не живет, слишком трудно и дорого ремонтировать печку. Под шагами деда грустно скрипели ступеньки:
– А раньше тепло было, теплее, чем наверху: кирпичные стены толстые, окна маленькие, как раз на долгие зимы строили. А печь старая, свиязевская, дымоводы как лабиринт, и мастера такого не найти уже.
– Свиязевская?
– Инженер такой был в девятнадцатом веке. А печка… Думаю вот, сломать или не трогать.
– Зачем ломать? – смотреть в сумерках на побелку выстывшей навсегда печки было отчего-то жутко.
– Батя говорил, вроде есть в ней что-то. Дед ему, мне прадед, нашептал. Печка-то, чтоб дом берегла, должна, мол, в себе хранить… Что-то. Да я только так и не понял, что это за «что-то». Батю не расспросил толком, ерунда все, считал, а теперь вот под старость то ли поглупел, то ли умудрел, не знаю. А интересно. Или «что-то» там, или попросту клад. Дело обычное. Сам мужика-печника встречал, который в старых домах печки перекладывал и, бывало дело, по малости там находил, пятачки там царские или что получше. А потом и вовсе стал по брошенным деревням ездить, печки ломать. Джип, говорит, купил.