Город Прокаженного короля - стр. 4
– Я верно служил тебе, государь, на полях битв, защищая своей грудью нашу отчизну от сильных врагов! – промолвил тоном горького упрека опальный воин.
Взор императора Сиама как будто смягчился. Казалось, он несколько успокоился, вспомнив действительно оказанные стране великим вождем услуги.
– Да, ты служил мне и стране! – произнес император как бы в раздумье. – Но это было и прошло… Ведь народ, все мои приближенные теперь винят тебя. Ты не сберег моих слонов! И ты же сам знаешь, что уже несколько экспедиций, отправленных мною на поиски новых священных животных, остались безрезультатными, боги отвернулись от Сиама. Боги послали гибель семерым, быть может, последним в мире белым слонам! Теперь остается только один белый слон у царя Бирмы, но и это священное животное уже дряхло, и его дни сочтены… Кто же добудет для Сиама нового белого слона, в тело которого воплотилась душа Соммон-Кодома? Кто?
– Если бы ценою жизни своей, о государь, я мог заплатить за белого слона, я не задумался бы ни на минуту пожертвовать жизнью!
– Не торопись! Твоя жизнь не принадлежит уже тебе. У тебя есть уже другие заботы: ты – под судом! Великий совет решит завтра твою участь! – жестоко ответил Пра-Бард.
– Я не прошу милости и пощады себе, о повелитель! Но у мень есть дитя…
– Твоя дочь? Но ты разве не знаешь закона? Кто изменил долгу своему и причинил ущерб владыке своему, да будет тот предан позорной смерти. Если есть жены у него – да будут выведены на рынок они и проданы, а вырученные за них суммы должны поступить в кассу владыки, чтобы смягчить гнев его. Если есть у преступника сыновья и знали они умысел отца своего – смерть им, а если малолетки они – рабство им. И если есть дочери у преступника – да не будут проданы они на рынке, но обращены в рабство позорное и отданы на потеху черни и нечистых иностранцев…
Словно раненый зверь вскочил Лакон-Тай, но снова упал, простирая руки к изрекшему жестокий приговор владыке:
– Пощады, повелитель! Ни в чем не повинна пред тобою моя дочь, моя Лэна! Пощади!
Но император встал с трона и, не глядя на молившего о пощаде старика, прошел уже во внутренние покои и захлопнул двери.
Минуту спустя приемный зал гудел, словно рой потревоженных пчел, тысячами голосов: толпа царедворцев, слуг, жрецов, волнуясь, сновала по покою, но осторожно обходила все еще стоявшего на коленях перед троном старика, словно опасаясь прикосновением к его одеждам заразиться и навлечь на себя гнев владыки…
– Ступай в дом твой, – послышался властный голос начальника дворцовой стражы.
Лакон-Тай поднялся.